English

Информационно-образовательный портал

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО СУДЬБАМ

Наталья КОНЗАЛАЕВА, 31 марта 2014

Из дождливого Петербурга, пролетев всю Европу, я попадаю в пустыню Сахара. Юг Алжира, лагеря западносахарских беженцев. Желтый песок, голубое небо. 50 градусов жары.

Смена декораций

В этом уголке Африки удалось побывать немногим русским журналистам, поскольку въезд на эти территории строго контролируется как властями Алжира, так и Фронтом ПОЛИСАРИО, освободительным движением Западной Сахары.

По одному тут не ходят. В 2011 году из Рабуни, административного центра лагерей беженцев, похитили троих европейцев, после чего местные власти запретили иностранцам перемещаться без вооруженной охраны. На входе в протокол (центр, где живут сотрудники международных гуманитарных организаций) у меня спрашивают паспортные данные и подробно рассказывают о правилах безопасности.

Лагеря беженцев сахрави

Сахарцы, или, на испанский манер, сахрави, - мавры, берберы, арабы по этническому происхождению и бедуины по духу и роду деятельности. У них свои, особенные, традиции и свой язык – хассания, диалект арабского.

В природных условиях, где не растут даже верблюжьи колючки, под палящим солнцем сахарцы создали все условия для существования. Они живут в одноэтажных постройках из песка и глины. У каждого дома обязательно стоит палатка, в которой можно спать весной, летом и осенью. Температура воздуха в регионе Тиндуфа поднимается до 60-70 градусов, поэтому атмосфера в зданиях с металлическими крышами больше подходит для пыток, чем для жизни. Тем не менее, с годами в лагеря провели электричество, в школы – интернет, в Рабуни построили телецентр и радиостанцию.

Все, чем живут местные – ожидание, что наконец-то разрешится 40-летний конфликт с Марокко. Королевство претендует на всю Западную Сахару и уже более 20 лет оккупирует 70 процентов ее территории.

Путешествие по судьбам

Итак, я оказалась в центре этого конфликта. Из всех наших собеседников, которые рассказывали о своих пропавших родственниках, о семьях, что живут под марокканским игом и надеются вернуться домой, пожалуй, самой необычной и трагичной оказалась история Салима Дафа, или Аббали.

Все началось с того, что в начале 2013 года западносахарский пастух нашел братскую могилу посреди пустыни. При перезахоронении останков выяснилось, что в этой могиле были погребены сахрави, много лет числившиеся в списках пропавших без вести. Во всяком случае, об этом свидетельствовали их документы времен Испанской Сахары, также обнаруженные в могиле.

Прибывшие на экспертизу испанские ученые подтвердили, что пастух нашел останки 8 человек. Среди них – 6 взрослых и двое маленьких детей. Все они погибли насильственной смертью от огнестрельных ранений в голову. Таким образом, через 40 лет после начала борьбы сахарского народа за независимость, раскрылись кровавые преступления марокканских властей. Спустя годы они стали наглядным подтверждением политики Марокко, направленной на истребление местного населения, которое отказывалось присягнуть на верность Королю. Свидетелем этих страшных событий и был наш собеседник Аббали.

История Салима Дафа, по прозвищу Аббали

«Мне было 17 лет в то время. В нашей деревне стоял только один колодец, а ходить за водой приходилось ежедневно, потому что моя семья занималась скотоводством. Мы знали, что Марокко захватывает северные регионы Западной Сахары. Это пугало простых людей, поэтому все ходили к колодцу группами.

В тот день я был с отцом и его другом. Мы решили бежать из Западной Сахары, многие наши знакомые сделали это. Из транспорта были только верблюды. Мы собирались набрать воды и по дороге зайти в город Амгала, там продавали еду. Но не успели: 12 февраля 1977 года нас окружили войска Марокко. Были задержаны очень многие бедуины, занимавшиеся только скотоводством. Они не были военными. У них не было оружия.

Отец с другом ушли далеко вперед, чтобы добраться до воды быстрее, а я с верблюдами плелся за ними. Мы должны были встретиться у колодца. Оказавшись на месте, я услышал гул мотора. Но вокруг не было ни души. Когда я подошел к колодцу вплотную, на меня внезапно начали кричать. Это были марокканские солдаты. Они сидели в засаде за акациями. Я не мог понять, что происходит и очень испугался. Спустя мгновение, я оказался окружен. Меня избили и закинули в машину, но побои меня мало волновали, я только хотел знать, где отец. В машине сидели люди в сахарской национальной одежде. Среди них я увидел знакомого отца - Абдулу Мохамеда. Я сразу же спросил Абдулу об отце, но он ничего не сказал. Ответил только, что видел его недавно, а еще добавил, чтобы я помалкивал. И посоветовал клясться, что никого не знаю и попал сюда случайно, когда начнут допрашивать. И вот, часа в 4 вечера машина остановилась, и я понял, что мы приехали в ад. На моих глазах расстреливали людей.

Вечером к нам пришел человек. Скорее всего, он был главарем, потому что его вид отличался от других. У него было страшное лицо. Он потребовал предъявить документы. Когда мы достали испанские паспорта, он громко спросил: «где Полисарио?». Человек, сидевший рядом, ответил, что не знает никакого Полисарио, что он простой бедуин. Ответ начальнику не понравился. Через минуту «простой бедуин» лежал с простреленным сердцем. Позвали второго. Меня поставили рядом. Началась пытка. Мне говорили - «иди, мальчик» - и направляли на меня оружие. Я кидался главарю в ноги, и все начиналось сначала. Команда «иди», на меня направляют дуло, а я бегу к солдатам. Когда я подлетел к одному из солдат и бросился обнимать его, он сжалился и рассказал, как спастись. Нужно было прокричать: «Слава марокканскому королю и слава марокканской армии». Я повторил, и меня бросили в грузовик. А сам главарь, вернувшись к людям, стоявшим у стенки, выстрелил в голову оставшимся.

Меня связали и закутали в одеяло так, чтобы я ничего не увидел. Но в грузовике сидели сахарцы, я слышал родную речь. Я постарался убрать одеяло. Руками пошевелить я не мог, одеяло пришлось кусать. Когда удалось отбросить его, уже стемнело. Ни одного лица я не запомнил – темнота обезличила всех. Были ли среди них женщины? Или только мужчины? Их было много. Их сторожили трое вооруженных солдат. Там был старик, он читал молитву. Я слышал крики, просьбы о помощи, когда их стали выводить из грузовика. Раздался выстрел. Потом еще. И так 17 раз. Когда все стихло, пришел солдат и потребовал, чтобы я вышел. Я в ужасе закрыл голову руками. Тогда он сказал мне: «Я спас тебя в прошлый раз, я твой друг, я хочу помочь тебе». Он повел меня к блокпосту.

Караул сменился. Мужчина, который мне помогал, и еще один охранник стали уходить. Мне ничего не оставалось, кроме как бежать за ними и плакать. Мой спаситель предупредил напарника: «этот человек не опасен, пусть идет со мной». Он затолкал меня в грузовик, связал руки и снова закрыл одеялом. Когда рассвело, я обнаружил новую могилу на месте вчерашнего расстрела. Войска направились в сторону города Гельта. Один из солдат подошел поприветствовать своих друзей и наткнулся на меня.

- Это свидетель! Почему его до сих пор не убили? – возмутился он.

- Этот человек не опасен, он пожелал славы марокканскому королю и спас свою шкуру, - ответил мой друг.

- Вчера мы убили грудного ребенка с матерью. Грудного! А тут взрослый. Очень опасно оставлять его живым. Он обязательно расскажет кому-нибудь.

Я стремглав бросился в ноги к этому мужчине и завопил: «Слава королю, слава Марокко!» Кричал, что не местный, что мои родственники живут в городе Смара, что я только шел за водой. Мужчина сжалился. Мы двинулись в путь. Проехав километров 10 в направлении Гельты, военные наткнулись на группу людей, готовых обороняться. Они не знали, кого обнаружили: мавританцев или сахарцев. Их застали врасплох и взяли в заложники. Друг спросил, знаком ли мне кто-нибудь. Я сразу узнал отца. Я промолчал. Представьте мальчика, который не понимает, что с ним будут делать: расстреляют сейчас или оставят в живых. Это самые страшные моменты в моей жизни, их тяжело вспоминать. В те дни ко мне часто закрадывалась мысль: не лучше ли было умереть с теми людьми? Их знают, тела могут обнаружить. Если меня убьют – никто меня не найдет, я один. Мы ехали дальше.

Миновав одну из марокканских баз, наша машина попала под обстрел группы сахарцев. Меня уложили под сидение, чтобы спасти жизнь. После перестрелки начался хаос, машины разъезжались в разных направлениях. Неожиданно наш грузовик завяз в песке. Солдаты разбежались, кто куда, остались только водитель, мой друг и я. Шофер всеми силами старался вытащить машину из песков, но тщетно. Последней командой было: «спасайся, кто может». Спасший меня мужчина время от времени брал меня за руку, время от времени отпускал и махал руками, пытаясь остановить другие автомобили. Когда он в очередной раз выпустил мою ладонь, я отстал от него примерно на 10 метров. Не обращая на меня внимания, он пытался остановить машину. А я воспользовался этим моментом и убежал.

Четыре дня я шел босиком по пустыне. Наконец я вышел к бедуинам, они спросили меня про расстрелянных. Я рассказал им, что был свидетелем гибели двух знакомых. Слышал крики, автоматную очередь, но кто именно погиб – не знаю. Среди пропавших людей были мой отец, мой брат и мой двоюродный брат. Моя тетя должна была ждать нас в условленном месте, но тоже пропала. До сих пор неизвестно, где она. Целые семьи просто исчезли. Никто не знает, насколько многочисленными были жертвы. Но следы многих наших знакомых теряются после тех событий. Сегодня мы разделены марокканской стеной, и я предполагаю, что по ту сторону есть и другие захоронения.

Мой отец с другом остались в живых. После долгих допросов длиной в три месяца марокканцы поняли, что это обычные бедуины. Многие подтвердили, что они вовсе не активисты. Их отпустили. Примерно через месяц наша семья наконец-то воссоединилась в городе Смара. Тогда мы решили бежать с оккупированных территорий. Мы ушли пешком. Я был с отцом и двумя братьями. Сделав вид, что идем за скотом, мы направились в сторону Тиндуфа, как бедуины, которые ищут пастбища.

По дороге мы встретили других людей, идущих в том же направлении, у них были верблюды и козы. С человеком по имени Сидахмед Дуэргейми нас объединила идея побега из оккупации. Мы вместе направились на восток. По дороге нам встретились другие сахарцы. Они сказали, что впереди базируются марокканцы и посоветовали направиться к границе Мавритании, которая была в 15-ти километрах от нас. Мы собрались вместе и пошли, но уже утром попали в окружение марокканских солдат. Они сразу расстреляли всех наших верблюдов. Изъяли документы, деньги и даже одежду, сожгли все, что у нас было. В течение двух дней мы возвращались обратно к Смаре.

Нам завязали глаза, доставили в город и оставили в тюрьме. Потом страшно пытали, били, засовывали в рот пистолет и грозили спустить курок, если мы не выдадим информацию. Помимо меня было четверо подростков: старшему восемнадцать, младшему тринадцать лет. Рядом сидела семья с детьми, от страха я так и не смог спросить, кто они такие. Мы не знали, сколько в комнате человек. Мы находились в постоянной темноте, уборной не было, приходилось справлять нужду прямо в комнате. Когда кто-то шел в туалет, он обязательно наступал на других. Стояла ужасная вонь. Спустя двадцать пять дней в заточении грань между днем и ночью размылась, и я окончательно потерял счет времени. Тогда нам впервые дали увидеть солнце. Нас было около двадцати. Женщины, старики и дети. Малышей мы жалели больше, чем себя. С ними марокканцы делали страшные вещи.

Когда мы уже не ждали спасения, пришли вожди и сказали, что в течение 48 часов мы должны уйти из Западной Сахары в сторону Марокко. В один город вдвоем ехать запретили. Однако у нас были другие замыслы. Сказав остальным, что один человек пригласил нас на ужин, сделали вид, что идем к дому шефа. Немного погодя свернули с пути, выбрались к месту, где не было охраны, и направились в сторону севера. Мы знали, что о нас спросят только глубокой ночью, потому что марокканцы традиционно едят допоздна и в это время не будут о нас даже вспоминать. На случай погони мы несколько часов петляли в разных направлениях, чтобы запутать преследователей, прошли около 50 километров за одну ночь. Обнаружив к утру горную местность, очень обрадовались: у нас появилась возможность скрываться. Однако марокканцы послали за нами вертолет. Услышав гул лопастей, мы кинулись врассыпную.

Когда звук исчез, я вышел из укрытия и начал поиски спутников, но безрезультатно. Я продолжил идти один. По дороге я наткнулся на двух человек в военной форме. Несмотря на то, что стемнело, они меня заметили. Я понимал, что убежать нет никакой возможности, что скоро я буду расстрелян. Но мне снова повезло. В горах много разломов. Моя одежда была черной и длинной. Тот солдат, который заметил меня в разломе, подумал, что я птица. У меня в руках была бутылка с водой. Я бросил ее вниз, чтобы показать, что я человек. Жест был замечен. Приглядевшись, я узнал флаг Полисарио на каске одного военного. Моей радости не было границ. И человек, чуть не убивший меня, был очень рад, что не выстрелил. Узнав, что я иду из Смары, они не могли поверить, что я смог проделать такой большой путь за ночь.

Солдат предложил проводить меня туда, где я отстал от друзей. Мы нашли только следы. Я очень устал, мне было трудно ходить, но мы продолжали поиски до 11 вечера. Никого не найдя, военные решили, что мои спутники либо потерялись, либо попали в плен к марокканцам и погибли. Когда мы сели отдыхать, я увидел двух человек, спускающихся с горы. Они думали, что люди с оружием – марокканцы и очень испугались. Когда все прояснилось, было решено помочь доставить нас в лагеря беженцев. Там оказалась и моя мать, но она начала сходить с ума после всего произошедшего. Отец, который все же сумел спастись и выбраться к нам, позже заболел из-за сильных переживаний. Он недолго прожил после этих событий и вскоре умер. Мать так и не оправилась и до самой смерти прожила душевнобольной».

Аббали молчал почти 40 лет. Он никому не рассказывал о том, что с ним случилось тогда, в начале войны. А теперь, когда всплыли факты и подробности, смог поделиться. В Западной Сахаре подобная история считается вполне обычной. Наверное, нет семей, которые в войну не похоронили бы кого-то из родных. Впрочем, речь не только об ужасах войны. Рассказывают, что в 70-80-е годы, когда сахарцы нашли укрытие на юге Алжира, у них совсем не было еды, и новорожденные дети в лагерях умирали от голода. Их тоже хоронили в братских могилах.

Двойные стандарты

Мои дорожные заметки были готовы давно, но я все не решалась на их публикацию. К этому меня подтолкнули события Майдана, украинский кризис, референдум в Крыму. Почему в одном регионе территориальный конфликт решается за месяц, в другом – за двадцать лет, в третьем не решается вообще? Совбез ООН подтверждает, что сахрави имеют право на самоопределение, но референдум не могут провести уже 40 лет. Про Крым, народ которого высказал свою волю на всеобщем референдуме, в ООН говорят: «незаконно».

Вопрос Западной Сахары имеет много общего и с Косово, и с Восточным Тимором, и с Южным Суданом. Все эти конфликты решены усилиями международного сообщества, а последняя колония в Африке так и остается забытой, хотя решение везде одно: право народа выбирать свою судьбу.

Историческая справка

Из бывших европейских колоний в Африке только Западная Сахара не получила независимость. В 1974 году ООН вынудила Испанию освободить сахарский народ. Примерно в тот же год на территории Западной Сахары были найдены богатейшие залежи фосфатов, и соседние государства, Марокко и Мавритания, заявили о претензиях на эти земли. Правительства обеих стран обратились в Международный суд в Гааге с просьбой вынести заключение о своих правах на Испанскую Сахару, но ответ их не устроил: предоставленные документы не обосновывают территориальные претензии, а народ сахрави имеет право на самоопределение. Тем временем, Испания отдала свою колонию под «временное административное управление Марокко и Мавритании до проведения референдума по вопросу самоопределения».

В ответ на этот жест в 1976 году сахарцы провозгласили Сахарскую Арабскую Демократическую Республику (САДР). Испания вскоре покинула территорию Западной Сахары, а между Фронтом ПОЛИСАРИО, единственной военно-политической силой в стране, и армиями Марокко и Мавритании развязалась кровопролитная война. Тогда Фронт и принял решение об эвакуации мирного населения в Тиндуф, на юг Алжира.

Алжир, Куба, Ливия и СССР оказывали военную помощь САДР.

Мавритания отступила в 1979 году, причиной стал военный переворот. С Марокко битва шла до 1991 года, и лишь после вмешательства ООН было заключено перемирие. Чтобы защититься от партизан ПОЛИСАРИО марокканцы построили военную стену, целую систему насыпей длиной в 2700 километров, которая до сих пор разделяет территории Западной Сахары на освобожденные и оккупированные. Первые контролируют сахрави, вторые – марокканские военные.

Согласно резолюциям всемирной организации регион имел и имеет право на независимость. В 1991 году была учреждена Миссия ООН по проведению референдума в Западной Сахаре. Необходимо было выбрать, войдет ли Западная Сахара в состав Марокко или обретет независимость. Первоначально референдум должен был состояться в 1992 году, но конфликтующие стороны не могут договориться ни о вариантах голосования, ни о списке лиц, которые смогут принять в нем участие. С тех пор мандат миссии продлевают ежегодно, но безрезультатно.

(ФОТО Натальи КОНЗАЛАЕВОЙ, Екатерины ЕРМАКОВОЙ и официального сайта представительства Фронта ПОЛИСАРИО в РФ sadr-russia.ru)

Rating 5 Просмотров: 7877

Пока без комментариев

Фотостена

  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider

«Спецпроект в ДП» продолжается

Сотрудничество Клиники коммуникационных проектов с «Деловым Петербургом» продолжается. Спикером второй встречи ...

Читать далее ...

О «русском» в мировой опере

Дмитрий Головнин - тенор, чей вокал в театральных кругах принято считать безупречным, а игру – проникновенной, ...

Читать далее ...

Не только День святого Валентина: праздники 14 февраля

Любовь – как много в этом слове… Постойте, не та цитата. Но и эта может описать любовь – то самое легендарное ...

Читать далее ...

Чего не хватает Петербургу как туристическому центру?

Всего проголосовало: 19

«Клиническая практика» – уникальный проект Санкт-Петербургского
государственного университета.

Это форма получения обучающимися
практических навыков без отрыва от
учебного процесса для решения задач,
поставленных клиентом

Информационно-образовательный портал Санкт-Петербурга и Ленинградской области, созданный студиозусами Санкт-Петербургского государственного университета.