English

Информационно-образовательный портал

ТЕАТР – ЭТО ЛЮДИ

Дария ЛЕХНИЦКАЯ, 19 апреля 2016

К Всемирному дню театра.

Посвящается всем, кто, попав в театр, заражается и заражает любовью.

Untitled

Театр начинается с вешалки. Этот известный афоризм приписывают основателю Московского художественного театра Константину Сергеевичу Станиславскому. Но мало, кто знает, что Станиславский никогда так не говорил, а афоризм вырос из слов написанного им благодарственного письма к цеху гардеробщиков МХАТа в честь 70-летия театра: «Наш Художественный театр отличается от многих других театров тем, что в нем спектакль начинается с момента входа в здание театра. Вы первые встречаете приходящих зрителей». Станиславский верно подметил, что театр начинается с тех, кто первый встречает гостей. Если следовать этой логике, то теперь у каждого театра есть охранник, который и встречает гостей первым и при необходимости проверяет металлоискателем. С этого, по крайне мере, и начался для меня театр Балтийский дом.

* * *

– И много оружия изъяли? – шутливо интересуюсь у охранника.

– Здесь оружием промышляю только я, – и показывает за стойку. Из черного пакета выглядывает деревянная рукоять с резьбой. – Вот, расписываю на заказ ручки в перерывах. А предварительно дома сам ножи собираю. Металл для лезвия выбираю только лучшее, сто лет прослужит.

– И для каких таких надобностей?

– Всяких. На охоту ходить. Хотите, покажу? Заодно и чаем угощу, а то, знаете ли, в буфете дорого питаться, а одному здесь скучно. Приглашаю.

Нож действительно острый. Лимон даже ничего не почувствовал. Через поднимающийся пар от чая смотрю, как охранник увлеченно уже другим ножом выковыривает узор на дереве. Даже с ножом в руках он не вызывает у меня тревоги, он больше похож на моего дедушку. Безобидный такой, плюшевый. Вообще, примечательно, что охранники в театре всегда в возрасте. Этот о себе гордо говорит: «58-ого года образца».

Untitled

– А вам и не дашь, – неумело кокетничаю.

– Дашь, дашь. Сегодня так вообще. Все сто мне можно дать. Взял вторую смену подряд, помятый весь.

– Смена, это сколько часов?

– Сутки, девочка, сутки.

– То есть вы в театре на ночь остаетесь?

– Да. Перед закрытием провожу обход по театру. И пару раз ночью.

– Ну, и как, видели Призрака оперы?

– Только слышал. Но себя убеждаю в том, что это трубы старые. Да и вообще, все в этом театре старое и издает соответствующие кряхтящие звуки, прямо как я.

К разговору подключилась молодая девушка, перекинувшись за стойку взять ключи. Судя по форме – билетерша.

– Говорят, во время блокады в нашем подвале складировали трупы.

Выпалила и убежала, как вожатый в детском лагере, рассказывающий «сказку» на ночь, чтобы из-под одеял не вылезали и не шурудили ночью. После этого было действительно страшно гулять по пустым этажам театра, хоть и был день.

* * *

В холле первого этажа меня встретила Мария Долматова, администратор Небольшого драматического театра им. Льва Эренбурга. Их театр только недавно получил собственное помещение, поэтому отработанный репертуар доигрывают на сцене Балтийского дома.

– Что значит администратор театра? Чем он занимается?

– Да, по сути, всем, чем только можно. Устраивает гастроли, бронирует гостиницы, договаривается об аренде площадок, занимается рекламой и даже устанавливает декорации, – еще чуть задыхаясь после пробежки по лестнице, ко мне вниз, говорит Мария.

Untitled

– Да уж. Нелегко приходится. И так уже 11 лет, если я не ошибаюсь? Как вы на это подписались?

– Даже не знаю. Но ни чуть не жалею.

– Вы помните первый спектакль, на котором побывали?

– Конечно, – расплывается в улыбке Мария, и в ней я увидела гораздо больше, чем можно было бы рассказать. – В десятом классе мы ходили на спектакль, тогда я впервые увидела Алису Фрейндлих на сцене. Меня это тогда так восхитило, я была поражена, задели все ниточки моей души.

– И вы, наверное, решили стать актрисой?

– Нет. Я поступила на театрального критика. Много времени проводила в театрах, когда готовила дипломную работу. В частности в НДТ. Тогда я решила, что не буду критиковать, я хочу быть частью этого.

– Частью театра? А если бы вы сами могли быть театром, какой бы он был?

– Как Небольшой драматический театр, – патриотично заявляет Мария. ¬– Уютный, небольшие залы, но свои, – последнее слово произносит с особой заботой, как мама, когда ставит на стол вкусности, приговаривая «это все наше, домашнее». – Репертуар был бы не такой уж, чтобы совсем экспериментальный, но и не традиционный.

Не знаю, заметила ли она, что описывает НДТ. Но мне показалось, что именно это и характеризует ее, как человека, который буквально живет своим театром, переживает за него и которому точно не в тягость делать для него все. И устраивать гастроли, бронировать гостиницы, договариваться об аренде площадок…

* * *

Беседу прервал первый театральный звонок и разнесся по всем коридорам театра, заполняя каждый уголок, каждую выемку, каждого человека. Возможно, с этого начинается театр? Со звука, который дает как бы сигнал человеку: «Приготовься, настройся, через 15 минут начинается».

– Какое место занимает звук в театре? – спрашиваю звукорежиссера Марину Шейман перед началом спектакля.

– Такое же полноценное и выразительное средство, как и свет. Звук стоял у истоков театра. Уже тогда использовали какие-то звуковые машины, которые дополняли образы. Он нужен для создания атмосферы, общего впечатления, переходов в том числе. Расставляет акценты.

– Вы закончили Институт кино и телевидения. Чем отличается звукорежиссура в кино от звукорежиссуры в театре?

– Видимо, не особо отличается, если мне удается и там, и там работать. Когда меня первый раз пригласил НДТ поехать на гастроли в качестве звукорежиссера, я не думала, что из этого что-то выйдет. Все-таки другой профиль. Но, как видите, уже почти 20 лет что-то выходит.

– А как вы попали в коллектив НДТ?

– Я снимала дипломную работу. И мой на тот еще момент молодой человек, а ныне – муж, познакомил с одной из актрис, Татьяной Рябоконь. Я посмотрела на нее в «Мадриде» и предложила ей участие в своей дипломной работе. И в принципе была готова на отказ. Но услышала искреннее «да, давайте попробуем». Вот я и решила сказать театру: «да, давайте попробуем».

– И что получилось? Какой вы театр?

– Поскольку у НДТ нет своего здания, для меня театр в первую очередь – коллектив. Это честный театр, искренний, профессиональный. Обладающий широчайшим жизненным кругозором и широчайшим эмоциональным диапазоном. Все время слушающий, чувствующий, видящий, все время учащийся чему-то у других людей, чтобы понять и принять мир зрителя. Мне кажется, успех этой труппы в том, что они много берут искреннего и правдивого из жизни, и это находит отклик у зала. Потому что затронуть можно только те струны души, которые отзываются.

Ближе к людям. Такой театр Марины Шейнман. Да и сама она всегда старается быть ближе к людям. Ее рабочее место – это стол с аппаратурой и три кресла на последнем ряду в зале.

Это театр, в котором звук занимает буквально 10, 11 и 12 места в 25-ом ряду.

Untitled

* * *

Третий театральный звонок, в зале медленно гаснет свет. После нескольких секунд мрака слабый свет проявляется в глубине сцены. Как будто театр есть луч света в темном царстве людей, правды, надежды.

Свет в зале выключают еще для того, чтобы клюющие головы вымотанных после работы зрителей не отвлекали актеров. Но в первую очередь затем, что театр – пусть это и не реальная жизнь – все же показывает мир как раз таким, каким он является. Ведь мы зачастую многого не замечаем или не хотим, боимся замечать. И вот кто-то направляет все прожектора на сцену, мол, смотрите, обратите внимание. Этот кто-то направляет зрителя.

В темной застекленной комнатке, чуть возвышающейся над последним рядом, сидит Илья Тихонов и его мама Ирина Тихонова. Илья работает светорежиссером в московском Театре наций, его мама – тоже светорежиссером, но в МХТ. Сегодня они вместе работают над постановкой Независимого театрального проекта Ladies Night, который привезли на гастроли в Петербург.

Untitled

– Рабочее место осветителей всегда изолировано? Не обидно, что теже самый звукооператоры в зале сидят, или вы тоже иногда выбираетесь «в люди»?

– Сидеть осветители во время репетиций могут и в зале. Для этого выносят пульт. Но обычно сидят в своем помещении. Все зависит от планировки театра и зала. Это звуку важно быть в центре, чтобы слышать максимально хорошо. Свету тоже хорошо бы находиться в центре зала, но все же важнее видеть общую картину. Так что, свет либо в конце зала, либо выше.

После спектакля Илья провел экспресс-курс по работе с пультом и дал мне «поиграть» с некоторыми приборами. Я возомнила себя диджеем на дискотеке, поэтому вышло что-то несуразное и безвкусное. Я бы назвала это световым эпилептическим ударом.

– Сколько нужно учиться искусству управлять светом, чтобы не травмировать психику и глаза зрителя?

– Сначала я закончил Театральный художественно-технический колледж по специальности «светорежиссура». А затем Институт кино и телевидения в Петербурге – инженер кино. Но не хочу концентрироваться только на свете, потому что профессия сейчас развивается, и к свету стали добавлять видео. Возможности театральных эффектов расширяются. Нужно идти в ногу со временем! В МХТ в одной из постановок уже используют такую технику: от GoPro до квадрокоптеров.

– А как ты относишься к театрам, которые работают только со светом? Такой театр можно назвать самодостаточным?

– Театр – это совместная работа актеров, осветителей и звукооператоров. Все по отдельности будет шоу или перфомансом. Как у тебя сейчас, например, – смеется. – Свет, как и звук, вспомогательные инструменты режиссера, на стадии репетиций. А потом и актера во время спектакля. Оба эти средства помогают передать драматичность, настроение. Но если актер слабо играет, то ему ни свет, ни звук не помогут. Блестящая профессиональная работа гарантирует успех постановки.

– А в каком спектакле, на твой взгляд, «выстрелил» и актер, и свет и все-все-все?

– «Рассказы Шукшина» в Театре наций – выдающаяся постановка. В ней соблюден баланс между экспериментом, классикой и капустником. «Гамлет. Коллаж» Робера Лепажа поражает своей глобальностью и технической стороной спектакля. Это моноспектакль, в котором все роли играет один Евгений Миронов.

– Будь ты театром, какой был бы репертуар?

– Мой театр это классический театр с такой историей, как у МХТ. В наше время популярны экспериментальные постановки, а мне не хватает классики.

– Ты же еще приедешь к нам? Не переберешься куда-нибудь в кино?

– Конечно, что ты? А какие еще есть варианты? – смеется. – Попав в театр, заражаешься любовью к нему.

* * *

Самая бескорыстная любовь к театру, как мне кажется, у капельдинеров. Проще – билетеров. В основном это молодые девушки – студентки. И ведь не актрисы и не будущие критики. Саша Кузьмина – дефектолог-олигофренопедагог, ее коллега Катя Капитон будет госслужащей в таможне. Где таможня, а где театр? Тем не менее, все свое свободное время после учебы они проводят здесь. Когда все зрители рассажены по своим местам, можно заниматься своими делами, а если останется, какое свободно место – посмотреть спектакль. Самый любимый – «Мадам Бовари» режиссера Натальи Индейкиной.

Untitled

Это в такой же униформе была девушка, которая напугала нас с охранником. Только сейчас мне уже не кажется страшным ходить по длинным коридорам театра, потому что рядом всегда есть такой вот капельдинер в красной жилеточке, который не даст потеряться.

– Какой чаще вопрос вы слышите от посетителей?

– Где я? – переглядываются и смеются.

Конечно, в том смысле, как пройти. Но что если вдруг кто-нибудь задавал этот вопрос искренне, растерянно, потому что был потрясен увиденным и пережитым в зале? Это как когда заходишь в залу Эрмитажа и оглядываешь комнату от плинтуса до люстры, запрокидывая голову до предела, так, что рот открывается.

* * *

В узком проходе между главным холлом театра и выходом на улицу стоит урна. Рядом на стене знак с перечеркнутой сигаретой.

– Угостить? – и протягивает открытую пачку сигарет охранник.

– Нет, спасибо. А разве здесь можно курить? Театр это же общественное место.

– Поставили здесь урну для дам, которые приходят в театр. Замерзнут же на улице в своих вечерних нарядах.

Мимо проходит одна такая дама.

– До свидания! – и почтенно кивает головой в сторону охранника.

За ней мужчина в костюме и пальто нараспашку. Тоже прощается с охранником. И тут я подумала. А ведь театр заканчивается вместе вот с этим человеком. И с него начинается. Вот, стоит человек. Простой и добродушный. Без чинов и признаний народа. Стоит даже не за кулисами, а на вахте. Наверное, никогда и мысль ему не приходила в голову, что он и есть лицо театра. Ему, больше, чем другим, захотелось задать этот вопрос:

– Если бы вы были театром, каким бы вы были?

– Всегда открытым и круглосуточным.

– Почему?

– Знаешь, когда мне было 12 лет, я жил в интернате. Когда я узнал, что воспитательница отведет нас в театр, я целый месяц только и говорил об этом. И, видимо, так достал всех этим, что один товарищ ударил меня, и началась драка. Ему поверили, что он не первый начал, а мне нет, потому что я любил помахать руками. Он поехал. А я остался в интернате один. И вот, спустя почти полвека, я работаю в том самом театре. Поэтому я хочу, чтобы театры были всегда открытыми. Чтобы каждый, кто когда-то мечтал попасть в театр, но не мог, обязательно оказался здесь и увидел все это.

– Меня зовут Даша. А как вас?

– Владимир Алексеевич, – открывает мне дверь. И уже через порог добавляет, хрипло смеясь. – Андрюшин. 58-ого года образца.

* * *

Неважно, с кого по должности начинается театр, важно, чтобы он начинался с таких людей.

Театр – это люди. Не здания, не красные бархатные кресла. Это лучше всего знают сотрудники Небольшого драматического театра Марина Шейнман и Мария Долматова, которые 20 лет были театром и без собственного помещения.

Театр – это люди. Для которых театр – это семья в прямом смысле слова, как для Ильи и Ирины Тихоновых, которым что дом, что черная конурка в театре – одно. Потому что дом это не здания, не красные бархатные кресла. Это люди, которых ты любишь.

Театр – это люди. Как Катя Капитон и Саша Кузьмина. С которыми театр никогда не станет пустым, пока в нем есть те, кто приходит в него по зову сердца, а не только призванию.

В конце концов, театр – это люди. Такие, как Владимир Алексеевич Андрюшин, которым не важно, с чего начинается театр, главное, чтобы был. И чтобы были люди, которые открывают двери и никогда не закрывают.

ФОТО:

1 – www.naka.by/photos/20091027_Theatre/01_theatre.jpg

2,3,4,6 – Дария ЛЕХНИЦКАЯ

5 – Илья ТИХОНОВ

Rating 5 Просмотров: 8456

Пока без комментариев

Фотостена

  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider

В «Мираже» состоялся благотворительный показ фильма «В Арктику»

В партнёрстве с Клиникой коммуникационных проектов СПбГУ и Поморским землячеством в Петербурге 4 апреля состоялся ...

Читать далее ...

Игорь Кузьмичев: о Ленинграде и андеграунде

20 января в Михайловском замке прошла первая лекция курса «Ленинградский андеграунд. Места и люди», лектором которой выступил Игорь Кузьмичев — историк, создатель и автор телеграм-канала ...

Читать далее ...

Не только День святого Валентина: праздники 14 февраля

Любовь – как много в этом слове… Постойте, не та цитата. Но и эта может описать любовь – то самое легендарное ...

Читать далее ...

Чего не хватает Петербургу как туристическому центру?

Всего проголосовало: 19

«Клиническая практика» – уникальный проект Санкт-Петербургского
государственного университета.

Это форма получения обучающимися
практических навыков без отрыва от
учебного процесса для решения задач,
поставленных клиентом

Информационно-образовательный портал Санкт-Петербурга и Ленинградской области, созданный студиозусами Санкт-Петербургского государственного университета.