English

Информационно-образовательный портал

Край замерзших водопадов

Настя Спицына, 7 февраля 2012

«Поселок Нежданинский – Республика Саха, Томпонский улус, 800 км к востоку от Якутска. Координаты 62 градуса северной широты и 139 градусов восточной долготы», - скажет справочник. Но там не будет написано, что попасть в поселок нелегко.

Час на самолете от Якутска.

12 часов на большой оранжевой машине, которую в народе называют «вахтой».

Мне бы хотелось когда-нибудь повторить этот длинный путь, от начала до конца. Снова оказаться в Нежданке, как ласково называли свою родину шахтеры, побродить по лесу, полному малины и заглянуть в нашу квартиру. Но, увы, теперь добираться – нужен вертолет, а дом, где было жилье, уже давно разобрали по доскам. Хорошо хоть лес-малинник никуда не делся. Правда, малину там собирать некому много лет. Кризис 98-го года моментально превратил процветающий поселок в место, откуда люди хлынули в бега, как тараканы при включении света.

А ведь когда в 1963 решили разрабатывать золото, никто не сомневался в успехе. Как же, второе по величине месторождение большой-большой России. За десять лет захудалое село Восточного Верхоянья стало поселком. 450 жителей, 1000, 2000. На момент моего там проживания эта цифра увеличилась до 3000. Но на самом деле это очень мало – друг друга все знали. Друг другу доверяли. Пойти в магазин и не запереть квартиру – запросто. Оставить пятилетних детей на площадке под присмотром соседки – легко. Увидев, что человек лезет по балконам в квартиру – и не вызвать милицию. Ничего удивительного в последней ситуации. Этим человеком была моя мама.

Отец уезжает на рыбалку, такую классическую версию: палатки, котелок, несколько дней среди комаров и мошкары. Целует нас на прощание, запрыгивает к друзьям в уазик и счастливо машет оттуда рукой. Ещё бы, такой отдых от громкого семейства!

В первый же вечер мама решает воспользоваться свободным временем, и мы всей толпой, включающей меня, сестру и брата, идем в гости к её подруге. Они сплетничают, мы играем с друзьями в огромном заброшенном магазине по соседству – полная гармония.

Часа три спустя мы стоим в родном подъезде, мама роется в сумке и начинает хмуриться. Ещё роется, хмурится сильнее. Выкладывает всё добро нам на руки, даже двухлетнему Димке. Ключей-то нет. Проклиная всё на свете, она тащит нас обратно к тёте Марине, вместе с которой они перерывают весь её дом. Ни единой металлической стружки. Запасному комплекту тепло и уютно в папином рюкзаке за много километров от нас.

Ночевать у подруги мама почему-то отказывается, хотя мы только за то, чтобы ночь пробеситься с сыновьями тёти Марины.

- Ну и что тогда? – та уже устала от поисков.

- По балкону полезу, что, - подумав, заявляет мама.

За тем, как она это делает, наблюдает добрая половина поселка. Дети с улицы, мужчины с балконов соседних домов, даже дворовый пёс. Все смотрят с интересом, как телевизор, только мы втроем ужасно напуганы.

- А прикинь, упадет, - бросает фразу наша десятилетняя знакомая. Совсем маленький Димка начинает плакать и звать маму. Конечно, она не падает, благополучно добирается до 2 этажа и открывает дверь. Причем, балконолазанием мама занимается ещё три дня. И до сих пор просит не рассказывать об этом бабушке.

В таких поселках всегда дружили семьями. Дети с детьми, родители с родителями. Постепенно несколько семей сбивались в группы и вместе праздновали дни рождения, Новый год, 23 февраля и 8 марта. Иногда оставляли всех детей у кого-то одного, а веселились в другом месте. Правда, эта традиция ненадолго прекратилась после одного случая, про который настойчиво просил написать мой друг детства: «Мне тогда влетело больше всех!». Совершенно справедливо, кстати, влетело.

Осенью 97-го приходит черед нашего дома принимать ораву мальчиков и девочек от 3 до 12. Нам оставляют много вкусной и невкусной еды, наказывают не ругаться и уезжают. Первые два часы чинно играем в прятки, жмурки и прочие детские приятности. Но они надоедают, и Игорь, самый старший, решает играть в «семью». Естественно, все большие сразу хотят быть маленькими, а маленькие – большими.

- Я буду младенцем в кроватке! – вопит Игорь и запрыгивает в кроватку моего мелкого брата.

- И я, и я! – надрывается десятилетний Сашка и лезет к нему.

Возмущенный посягательством на его родную территорию, Дима с ревом забирается им на спины. Раздается оглушительный треск. Мальчишки на полу, бортики кровати – тоже.

На военном совете решается искать родителей и массово каяться в надежде на прощение. Темным осенним вечером дети выходят на улицу. Старшие чинно ведут маленьких за руки. Холодно и страшно. Мне очень хочется вернуться, но в силу шестилетнего возраста я могу только молчать – в детской иерархии авторитет зачастую равен годам. Засыпая на ходу, я пропускаю момент, когда нас ослепляет свет фар. А ведь это машина отца! Он с ужасом тормозит, разглядев, кто идет по обочине дороги.

Заканчивается всё неплохо – кроватка чинится общими усилиями, родители выговаривают старшим мальчикам, что надо быть умнее, а остальные дети предпочитают не высовываться лишний раз.

Когда от других населенных пунктов вас отделяют леса и горы, когда ты или работаешь в шахте или сидишь в конторе, где оформляются все документы, связанные с золотодобычей, то, объединенные общей жизнью, люди начинают переживать всё вместе. Зимой того же 97 года, в разгар февральских холодов, полнежданки осталось без отопления. Нам детям, было весело – ходить по квартире в валенках, спать под десятком одеял. Но родителей это не устраивало. Поэтому жили у тех, кому повезло с теплом больше. И эти семьи воспринимали это как должное, ведь и у них могло такое случиться.

Территориально Нежданку делили на три части: аэропорт - дома за неиспользуемой взлетной полосой, центральную часть – с большинством домов и домострой – три пригорка с двухэтажными «блатными» квартирами, которые давали молодоженам и заключившими контракт на долгое время. Конечно, деление это было не официальным, для удобства лишь.

Продуктовых магазинов было целых два, причем напротив друг друга. Два раза же в год случался праздник – завозили фрукты. Не привычные яблоки и груши, а бананы, сливы, персики, виноград, даже киви. Их все продавали отдельно, по наименованиям. Помню, как соседка снизу всегда распределяла очереди между мужем и сыновьями: «Ты Паш, стоишь за мандаринами, 2 килограмма бери, нет 3 лучше. Ты, Витёк, бананы выбирай пожелтее. Санька, на тебе – ананас раздобыть, Галина Ильинишна сказала, что мало завезли».

Ни в каком другом лесу мне больше не было так безопасно как в нашем. Можно было часами бродить, поедая малину, бруснику, голубику, искать грибы, натыкаясь на других детей, которых также же свободно отпускали. У моего друга, выросшего в маленьком городке под Москвой, есть теория, что дети, выросшие в условиях свободы пространства поселков и деревень, обладают более широким мышлением и способностью воспринимать красоту. Не знаю, так ли это, но красоты Нежданки хватило бы на несколько мест. С любой точки всегда были видны горы – с настоящими снежными верхушками, величественные и спокойные. Река Тыра – с характером, быстрая, дерзко-холодная даже летом. А если проехать часок на машине, можно было найти местную достопримечательность – небольшие замерзшие водопады, будто олицетворяющие своей застывшей водой остановившееся время. В Нежданке было особенное солнце зимой – не ярко-желтое, а похожее на блин песочного цвета, кусочком необработанного золота освещавшее и не гревшее совсем.

Никто не верил, что поселок закроют. Когда начались перебои с продуктами, женщины стали печь хлеб сами. И он был вкуснее любого магазинного сейчас. Мать моей подруги делала сама даже шоколадные конфеты, рецепт которых пошел гулять по домам. Когда отключили отопление, люди перебрались с домостроя в частные дома к родственникам, где спасались печками. Потом электричество стали включать все реже и реже. Перестали платить зарплаты. Еды было все меньше. Ходили дикие слухи, что кто-то ест собак. Не хочется в это верить, но помню, что нашего красивого, сильного и безмерно доброго пса Цезаря застрелили из-за красивой шкуры.

Мы уехали одними из последних. Мне было всего шесть, но то, каким остался любимый поселок, я, к сожалению, помню.

Раннее мрачное утро. Свет почти нигде не горит, ни в одном окне. Тут и там стоят трех- и пятитонные контейнеры для перевозок. Люди все в сером и черном, грустные, отстраненные. Я тоже грустная – папа не разрешил забрать с собой обожаемую куклу, обещав прислать её позже. Едва вахта начинает движение, я засыпаю.

Нежданка до сих пор мне снится. Но только живой и настоящей, по которой можно пройти до нашего дома и найти в кресле ту самую куклу Мальвину, которую я так больше и не увидела.

Rating 5 Просмотров: 6407

Пока без комментариев

Фотостена

  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider
  • image slider

«Спецпроект в ДП» продолжается

Сотрудничество Клиники коммуникационных проектов с «Деловым Петербургом» продолжается. Спикером второй встречи ...

Читать далее ...

О «русском» в мировой опере

Дмитрий Головнин - тенор, чей вокал в театральных кругах принято считать безупречным, а игру – проникновенной, ...

Читать далее ...

Не только День святого Валентина: праздники 14 февраля

Любовь – как много в этом слове… Постойте, не та цитата. Но и эта может описать любовь – то самое легендарное ...

Читать далее ...

Чего не хватает Петербургу как туристическому центру?

Всего проголосовало: 19

«Клиническая практика» – уникальный проект Санкт-Петербургского
государственного университета.

Это форма получения обучающимися
практических навыков без отрыва от
учебного процесса для решения задач,
поставленных клиентом

Информационно-образовательный портал Санкт-Петербурга и Ленинградской области, созданный студиозусами Санкт-Петербургского государственного университета.