О ТОМ, КАК ЖИВЕТСЯ В ПУАНТАХ

Александра ГУСЕВА, 22 мая 2013

Артистка женского кордебалета Санкт-Петербургского государственного академического театра балета имени Леонида Якобсона Анастасия Ткаченко рассказала о мотивации, отношениях и зависимости в хореографическом искусстве.

– Как получилось так, что балет занял в вашей жизни столь важное место?

– Мама познакомила меня с балетом, когда мне было три года. Как это обычно бывает, она сама мечтала стать балериной, но по каким-то неизвестным мне причинам её мечта так и не осуществилась. Ее решение показать мне балет, наверное, стало первым шагом к рождению у меня собственного желания быть балериной. Так и получилось. С девяти лет я начала профессионально учиться. И, кажется, пропустила момент, когда это стало делом всей жизни. Я уже около шести лет работаю в театре. Здесь же познакомилась с мужем, совсем недавно у нас родился сын. И все это практически неотрывно от процесса репетиций и выступлений.

– А что насчет сына? Думаете продолжить родословную артистов?

– Конечно, мы бы с мужем хотели, чтобы он пошел по нашим стопам. И здесь главное – мотивация. Меня, например, мотивировал каждый мой поход в театр. Я видела, как легко и красиво танцуют девушки на сцене. И мне было интересно узнать, смогу ли я так. Поэтому и с сыном мы будем работать в этом направлении, а потом он поступит в академию Вагановой. Правда, пока он чаще говорит, что хочет стать поваром.

– Подрастет и тоже сделает свой главный выбор. К слову, как у вас после всех сложностей профессии не пропало желание продолжать заниматься?

– В том возрасте я просто делала то, что мне безумно нравилось. Я приходила домой сильно уставшей, были и слёзы, и травмы. Но это никак не влияло на моё отношение к балету. Появлялись и любимые элементы. Больше всего хотелось суметь выполнить то, что меньше всего получалось. Это как в какой-нибудь игре: нужно обязательно превзойти свой рекорд. Например, пока я танцую неглавные партии в спектаклях, но уже близка к этому. Так со своим мужем я репетирую партию Одетты из «Лебединого озера». Надеюсь к концу лета станцевать её. Пока это – моя главная цель.

– Сталкивались ли вы с одной из самых больших опасностей балета – травмой?

– Лично меня это не коснулось. Правда, бывают разные неприятные ситуации и с травмами, и с вызовами скорых. Например, балерины падают или их роняют во время поддержки с высоты вытянутых над головой рук. Тогда всем, кто находится на сцене, хочется быстрей подбежать и помочь. Но никто этого не делает, потому что потеряется смысл всего происходящего действия. Артисты не должны показывать, что что-то пошло не так. Нужно отыгрывать ситуацию так, чтобы зритель ничего не заметил. Такие истории случаются нередко и, скорее, говорят о фанатизме балетных людей. Конечно, все это – случайности, от которых никто не застрахован.

– А что еще может помешать выступлению?

– Очень важно то, что в голове во время действия на сцене. Посторонние мысли могут сбить настрой или даже привести к травмированию. Я, правда, не страховала ни ноги, ни другие части тела. Во время работы просто не думаю о падении, ведь мысли материализуются. На сцене мы – это те или иные персонажи. В их образах мы лишь наслаждаемся процессом, а все мысли о том, что будет, если я упаду, или в какую позицию встать, должны быть оставлены на репетициях.

– Репетиции сближают, не так ли? Театр – это в какой-то степени большая семья, второй дом. Какие отношения возникают внутри?

– Конечно, есть и любовь, и дружба. Взять, например, то же мое знакомство с будущим мужем. А что касается второго, то наш коллектив очень дружный. Мы все доверяем друг другу. И от работы стараемся отдыхать тоже вместе. Правда, и конфликты бывают. Но они как-то быстро разрешаются. Думаю, это часть любых отношений между людьми.

– А как вы считаете, отчего некоторые конфликты перерастают в ситуации, подобные той, что случилась в январе с художественным руководителем Большого театра Сергеем Филиным?    

– Ой, там сложная ситуация. Пресса многого недоговаривает публично. В Большом театре знают ситуацию более подробно, а мы можем только догадываться. Просто это внутренняя жизнь артистов и руководителей театров. Личные отношения и даже интимные... И обычные люди не поймут такие вещи.

– Почему вы считаете, что обычные люди этого не поймут?

– Потому что отношения между творческими людьми отличаются от отношений людей, которые не связаны с искусством. Люди нашей профессии, можно сказать, живут вместе. Двадцать четыре часа в сутки. Мы как одна семья. У нас более узкий круг общения. Все что с нами происходит, понятно нашему кругу. Здесь, как в любой профессии, где люди так часто рядом, есть свои подводные камни, которые «небалетные» люди не способны правильно воспринять. Правда, я не думаю, что это должно как-то влиять на отношение зрителей к балету. То, что происходит на сцене, я имею в виду само действие спектакля, никак не относится к тому, что происходит за кулисами сцены. И уж тем более не испортит впечатление людей, которые действительно любят балет как искусство.

– Что же привлекает в балете именно вас? Ведь если существует столько подводных камней, будь то травмы, конфликты, постоянная занятость, должно быть что-то действительно сильное, что заставляет мириться с вышеперечисленными сложностями.

– Трудно сказать, что именно. Мы ведь вырабатываем любовь к своей профессии с глубокого детства, когда еще сами плохо осознаем, чем мы занимаемся, что будет дальше. Занятия балетом постепенно превращаются в привычку. У нас свой мир, свои интересы, и за пределами нашего круга нам сложно найти настоящих друзей и спутников жизни. У нас как бы зависимость друг от друга. А еще зависимость от постоянных нагрузок. Даже когда у нас отпуск, все равно нам надо «размять косточки и тело». Мы совершенно не задумывается о том, что приходится мириться с чем-то. Для нас это норма, мы воспринимаем все это как должное. И, тем не менее, это приятное должное. И мы не перестаем радоваться тому, что однажды встали на путь балетных артистов. Мы занимаемся тем, что нам действительно нравится.

ФОТО из архива Анастасии Ткаченко