МЕТОД ВКЛЮЧЕННОСТИ

Милана ЛОГУНОВА, 10 марта 2016

«ПитерШед» – означает «укрытие, навес». Это слово легло в основу названия театра, чьи «двери открыты для всех, вне зависимости от пола, расы, возраста и наличия инвалидности». К названию театра всегда приписывают уточнение – «включенный». Принцип «все включено» это, с одной стороны, и о принятии всех людей с разными возможностями, и, с другой – об обучении их всему: играть на сцене, дружить, контролировать эмоции и даже ходить за кефиром. Но в первую очередь это включение этих людей в жизнь. Какие кнопки есть на этом пульте, и чему они учат, узнал корреспондент «Первой линии».

Мы Ракета

Перед сценой стоит пышная дама с выражением лица, будто только что бросила не умеющего плавать ребенка в воду. А напротив нее – люди в черной потрепанной одежде, те самые «дети». Кто-то ростом с десятилетнего, кто-то – с дядю Степу. У кого-то лицо младенца, у кого-то оно покрыто грубой щетиной. Были и мужчина в коляске, и девушка «библиотекарь», в полуживых очках и свитере, длинной подлатанной юбке. Но все они выстроились в ряд и казались больше комсомольцами, которых пристыдили на публике, чем настоящей театральной труппой. Только звуковой фон – переделанная детская сказка, и в зале не «ударники труда», а парочка уставших мамочек.

– Ну, в ритм не попадаете! Движение на каждую фразу! С фонограммы надо слова записать.

– Я могу, – вспыхнув, бросила фразу Даша, и помчалась к блокноту. Ей чуть за тридцать, но из-за длинной юбки и свитера, будто из девяностых, она похожа на бабушку, перепившую энергетика. Носится туда-сюда. Об ее аутизме догадаться сложно.

– Серьезно что ли? – ухмыльнулся Сева. Низенький мужчина в самом рассвете сил, прямо как Карлсон. С небольшим пузиком и свисающей надо лбом черной кудрявой прядью. – Она запишет по тексту? Ирина Владимировна, тогда один-ноль в вашу пользу.

– Я запишу, запишу, родимые, – неживым тоном проговорила она. Неживым, потому что почти без интонации, но с отчетливым ритмом, как озвучка в онлайнпереводчике. Однако взгляд, дерганые движения и сам смысл фраз все же выдавали эмоции. Уж очень Даша боялась подвести товарищей.

Снова зазвучала сказка: «Она стала бизнес-мухой, очень стильной цокотухой. Меценатством занялась…» Но что-то идет не так:

– Да кто там скребется?.. Рома!

– Это Аня одеться пошла, все нормально.

– Хорошо, что не раздеться опять, – сострила Ирина Владимировна, видимо, прецедент уже был. Многие заулыбались.

Но на фоне все еще сказка: «Хоть муж со свадьбы убежал и кошелек ее прибрал…»

– Рома, стоять! Рома, стоп-кадр! – командовали из кулис. С виду обычный парень просто так побежал галопом через всю сцену в зал.

«Она открыла сеть кафе. Букашки к ней ходили все…»

– Давайте передохнем, а то Ира устала.

– Сев, Ты про себя сейчас? Ира сама про себя скажет. Ир, ты устала?

– Да!

– Ха-ха! Понятно? – самодовольно ухмыльнулся наш Карлсон.

– Тогда, все, перерыв. Садимся на первый ряд, слушаем сказку и думаем над движениями.

Репетиция со стороны кажется бессмысленным хаосом. Но здесь каждый находит и решает свою личную цель – научиться дисциплине, товариществу, объективной оценке своих возможностей, узнать, наконец, о самых элементарных вещах. Конечно, если жизнь человека состоит из одних походов ко врачу да занятий дома, элементарные вещи могут пройти мимо.

Иру просят показать гусеницу. Элементарно же. Но у нее синдром Дауна, и она не до конца понимает, чего от нее хотят. Вроде бы стоит на коленях, пытается что-то сделать, а все кричат на нее.

– Да она не умеет ползать! – Ирина Владимировна за всю свою жизнь видела много удивительных вещей, но что бы человек не умел ползать, вот те на! – Надо учить ее ползать.

На помощь к Ире бежит уже высокий худощавый парень Слава. И даже Аня – тоже девочка-дауенок – хоть и не умеет еще разговаривать, может показать Ире гусеницу и показывает замечательно.

– Ладно, домашнее задание: ползать дома! Завтра у нас телевидение. Поедем в «Солнечное». Сережа, быть обязательно! К десяти надо – хоть на ракете приезжай, но чтоб был.

А в холле уже толпа. Кого-то пришли забрать, кто-то пойдет до метро сам, кому-то уже стоит торопиться на электричку. Колясочник Сережа будет ждать, пока за ним не заедут друзья. Из зала он выходит последним – катится на своей «ракете».

Сам себе диетолог и логопед

На следующий день мы поехали на загородную базу в «Солнечное» – последний совместный выезд труппы в этом сезоне. С одной стороны, это и праздник для ребят и их близких: пир на весь мир, конкурсы, песни, пляски. С другой – учеба. Здесь можно отработать разные бытовые навыки, например, чистить картошку. В домике, который обычно снимает «ПитерШед», есть просторный двор, кухня, несколько оборудованных туалетов, душевых и много двухместных и трехместных комнат. По стенам картины из пазлов – напоминание о главном совете в любом начинании: а главное – это усидчивость.

Уже вечером мы собрались за пышным столом, который приготовили несколько мам. Сережа шутит:

– Всегда бы телевидение приезжало.

Действительно, столько блюд, глаза разбегаются. Ира берет еду очень робко, даже после разрешения «сегодня можно все». Год назад низенькая девочка весила восемьдесят килограмм, что многовато для ее роста. Сейчас – около шестидесяти. Вообще, такие, как она, склонны к полноте. Особенно, если лопают ложками сметану. Мама радовалась, что у ребенка аппетит. Вот и была Ира девушкой откормленной. Сейчас же она сама знает, что ей можно, чего нельзя. В холодильнике стоит банка кефира – ее.

За это лето Иру научили правильно питаться и ходить самой в магазин. Иногда, даже если в доме приготовили вкусный обед, она говорит «нет» и берет свой кефир. Но главное, что теперь она может отказываться не жестами, а словами. Этому она тоже научилась в «ПитерШеде».

– Раньше, когда она скучала, говорила «папа» или «мама». Как маленький ребенок, ей-богу, – живо рассказывает Ирина Владимировна. – Теперь она хоть два слова связать может. У нее есть возможность, просто учить надо.

Однажды я спросила ее маму: «Вы разговариваете дома с Ирой?» Мама говорит: «Она закрывается в комнате и там одна сидит». Так, доставайте ее оттуда. Раньше абракадабру какую-нибудь скажет, а мы думаем, что это было. Как-то сидели за столом: Ира говорит, а мама ее переводит. Я тогда так возмутилась: «Это что такое? Ты почему в переводчицах у нее?». «Ну, дак вы же не понимаете», – говорит. «А почему она говорит непонятно? Потому что ее переводят». Чтобы мы ее понимали, она должна говорить правильно. В театре она получила эту мотивацию. Здесь ее никто не переводит, пришлось учиться самой изъясняться. И вот мы как-то ехали в автобусе. Ира читала сказку вслух. И ее та-а-ак занесло, что она вдруг и говорит: «баба-яга-костяная-нога-с-печки-упала-ногу-сломала-взяла-ходунки-стала-ходить-на-ходунках». Я услышала и обалдела – этого не было в книжке! Это она от себя уже в текст вставила.

Синдром гения

Финляндский вокзал. Посреди зала ожидания стоит весьма заметная шумная группа. Бесспорно, мне к ним.

– Миланочка, дорогуша, сюда! – машет мне рукой девушка из этой толпы. В другой руке блокнот. Уже заметила, что носит она его с собой всегда. Вспомнила – это Даша. Она всегда выбирает какие-то драматичные обращения, будто играет в фильме про войну роль деревенской женщины, которой за счастье накормить русских солдат. Родненькие, родимые, дорогуша, милочка, внучек. И все это ее почти электронным плавным голосом.

Даша возглавляет группу и важно ведет ее к электричке до Питера. Торжественность этой процессии нарушает Саша – неговорящий мальчик-дауненок. Хватает меня за руку, бежит вперед батьки, то есть Даши, в вагон электрички. В один конец, в другой, и так несколько раз. Ребята только успели выбрать места в начале, а у нас уже сделан забег на короткую дистанцию. Наконец сели. Саша достает телефон, берет меня под локоть и начинает играть – успокоился!

Напротив садится Даша. Помимо премудрых слов в ее речи, она и внешне похожа будто бы на аспирантку из научного центра. А это, кстати, не далеко от реальности. Своим протяжным голосом она рассказывает, что сейчас работает в лаборатории Лаврецкого, и у нее даже есть образование. Как такое может быть? Спрашиваю.

– Папочка вообще был у меня профессор очень известный, – несколько раз повторяет она, будто компьютер заглючил.

Если бы еще время от времени она не закатывала глаза, что происходит непроизвольно, я бы приняла и ее саму за профессора – так уж она уверенно держится на публике, и частенько говорит очень даже разумные вещи, несмотря на аутизм. Суть парадокса я поняла только потом.

Уже в «Солнечном» Ирина Владимировна стала рассказывать телевидению:

– Даша у нас гений. Ей можно назвать любой год, число, месяц, и она сразу скажет, какой это день недели. Я не могла понять, как такое может быть. Думали, что у нее компьютер в голове. А потом случайно выяснилось. Спросила как-то: «Слушай, Даша, 1 июня 41 года?» А она мне: «Не знаю, не видела!»

У Даши фотографическая память. Поэтому девушка ходит постоянно с блокнотом. Она записывает все подряд, чтобы моментально запомнить. Но есть минус – она записывает именно «все подряд».

– В прошлый раз, когда приезжало телевидение, Даша тоже давала интервью. Только за ней никто не следил. На вопросы журналистов она отвечала: «Ирина Владимировна такая больная, такая больная, нам приходится за ней следить». Она это не со зла, просто где-то услышала, записала, запомнила, воспроизвела в неудачный момент. То, что смысл у фраз может быть разный, Даша не всегда понимает. Главное ведь, что где-то слышала, а значит – правда. Теперь, когда она начинает что-то тихонько записывать в свой блокнот, часто все вокруг замолкают, переводят тему, – рассказывает педагог по хореографии, студентка-практикантка Оля.

Сегодня Даша успеет записать только расписание репетиций в театре в блокнот. А значит, запомнит и его. Хотя, чуть пошелестев страницами, она находит мой домашний адрес и важно, как в самом начале, когда шла впереди всей группы, командует:

– Милана, твоя остановка.

Сигнал принят. Выхожу.

Время ждет

Когда я пришла, в театре был перерыв, громко играл американский поп. Аня и Слава кружились вдвоем, держась за руки, Оля исполняла рубленные дискотечные движения, Рома в своем репертуаре – просто носился по сцене, но в этот раз было видно, что ему явно весело. Не танцевал только Сережа. В своей родной коляске он безропотно смотрел на ребят с легкой улыбкой и думал о чем-то своем.

– А ну быстро выключили!

Звук в мгновенье затих. Это вошла Ирина Владимировна. В театре нельзя включать современную музыку. На ребят из «ПитерШеда» она действует не так, как на других людей. На репетиции труппа должна быть внимательной, но далеко не все могут быстро успокоиться. От бешеного ритма они могут на следующие полчаса или час, как тут шутят, обернуться Ромой.

Поменял репертуар Сережа, выкатившись на сцену с микрофоном. Все остальные – в зал, успокаиваться.

Своеобразной колыбельной для ребят сегодня стала песня «Дорогие мои старики». Очень трогательное исполнение.

– Сережа, ты давно поешь?

– Да говори прямо: сколько себя помню, столько и пою! – шутит Сева, проходящий рядом.

– Это смешно, – немного заикаясь, пытается объясниться Сережа, – но на самом деле почти так оно и есть… Родители мои говорят, что я пою… Как они помнят, лет с четырех. А я не помню – пою и пою. Все дети ходят в детский сад, а я не ходил в детский садик. Так получилось, что я много лежал по больницам. И в детстве статистка ЛФК каким-то образом заметила, что у меня есть слух, и обратила на это внимание моих родителей. А у меня папа, пока работал, был по профессии инженер-электроник, и он вот своими руками собрал мне самопальный проигрыватель виниловых дисков и самопальный диктофон. Ну и сестра записывала Абба, Бунюэль, а я слушал, подпевал, слушал и подпевал…

Сережа говорит тихо, мягко, очень вежливым тоном. О таких и не скажешь, что они артисты, а тут еще и коляска. Причем у Сережи еще и юридическое образование есть.

– Почему ты захотел получить высшее?

– Знаешь… В классе втором или третьем я как-то услышал, что две воспитательницы говорили, что у их знакомого есть высшее образование. Они это так, так сказали! Что это «высшее образование»!.. А потом я узнал, что у папы тоже есть высшее образовании. Мне нужно было тоже его получить…

Эти слова могут показаться кому-то наивными или смешными, но, поверьте, прозвучали они из уст серьезного взрослого человека. Робкого по натуре, но гордого, твердого где-то внутри, для которого одной мотивации «хочу» – достаточно.

Любовь-морковь

В «Солнечном» вечер наступил незаметно. Мухи летали над оставшимся десертом. За столом их уже не замечали – все были веселыми и расслабленными. Рассказывали истории.

– А помнишь, – с раскатистым хохотом говорит Ирина Владимировна, – Наташка звонит в полседьмого и говорит: «я потерялась» – « где ты потерялась?» – «Я не могу найти…» – « ты в доме?» – « Да»… Спокойно! Я, значит, накидываю халат, все такое. Спешу искать. В доме же... Нашлись. В коридоре с Димкой вдвоем. Случайно.

– Как они так?

– Тебе сказать? – блеснула улыбка. Раздались коротенькие смешки. – Да все нормально. Димка один в комнате ведь в какой-то момент жил. А тут как-то заглядываю: спят на одной кровати. Я тихонечко предложили сдвинуть две кровати, так удобнее же. Они же взрослые. Ему сорок, ей там тридцать с чем-то.

– А дальше что, дальше то? – не выдерживаю я.

– Все еще Наташке цветы на день рождения присылает. Она очень переживает. Даже успевает звонить, но там родители против же, потому она и сбрасывает. Была похожая история у Славы, влюбился в девочку с синдромом Дауна. Я родителям говорю: «Прекрасно все! Оставьте вы их!» А они бдят. Ребята все равно стали жить вместе. Димка ей потом кольца покупает золотые. Приезжает, говорит: «Давайте свадьбу делать». После этого заявления родители девочку в театр не пускают.

– Да Юля еще приворовывала, – не выдержал и вставил реплику Слава. Он сидел с краю стола. Ирина Владимировна замерла.

Когда мы уже шли на электричку, я подошла к Славе – парню очень высокому, тощему, со спокойным и осознанным взглядом.

– Скажи, а что с Юлей случилось?

– Ну, знаешь, ее же ее парень бил, она ко мне за помощью обратилась. Мы сблизились, а потом и выяснилось… Она больше никому не говорила… а я же ее перевоспитать хотел. И вроде получалось. Она всегда сознавалась, если случайно что-нибудь взяла… Но один раз она повесила вину на другого человека… Это уже не простить.

– И тебе ее не было жалко?

– Именно…это уже не любовь. Это – жалость.

Ирка, ну у тебя и театр!

Окно, что выходит на задний двор базы отдыха, было открыто. Чувствовался приятный запах блинов. Пара ребят, от нечего делать, надели кудрявые парики и слонялись по окрестностям. В проем на кухню, где мамы воспитанников готовили стол, парни пропели по-козлячьи «мееее..» – и из проема вытянулась рука с кусочками свежей выпечки. Доносился сладкий голосок: «Этому дала, этому дала… всем деткам дала?»

Если бы здесь сейчас стояла Ира, ее бы еще, наверное, заставили вежливо попросить какой-то конкретный пирожок, да еще и денежку заплатить: месяц назад весь коллектив учил ее ходить в магазин. Она сама доходила до ближайшей деревни, давала купюру, и показывала на свой любимый кефир. Как-то она принесла два с половиной процента жирности. Со словами «Ира, тебе же нельзя такой! Тебе нужен однопроцентный» послали девочку обратно. Но вернулась уже без кефира. Позвонили в магазин – оказывается, там сегодня не было однопроцентного. Отправили, так уж и быть, за «два с половиной». Теперь Ира явилась еще и без денег. Ушла в комнату. Молчит. Почему без кефира? Отвечает: «не дали». А за ней все это время Оля, педагог по хореографии, незаметно шла. Ира несла в руке сто рублей, а там ветер подул. Оля то подняла, а Ира так и не поняла, что случилось. «Ир, ты денежку потеряла?» – спросила Ирина Владимировна. «Ох…да!». Теперь точно запомнила – «надо еще и платить».

Но для справедливости надо сказать, что детей в коллектив принимают редко, как и очень тяжело заболевших людей. Ведь они не всегда понимают, что в этом домке оказывают не в общем понимании «помощь» – тут заставляют работать. Так, Сережа считает себя полноправным юристом театра, Даша мне как-то сказала: «я журналист», и то верно, с блокнотом да ручкой всегда, а Ира, наверное, скоро начнет ходить за продуктами «для всей семьи».

– Эти ребята могут мне дать хоть какую-то отдачу только через пять лет, – призналась Ирина Владимировна. – У меня есть уже «сделанные», там такое на сцене происходит! Удивляются: «Ира, ну у тебя и театр!»

– Как-то читаю статью в «Спид-инфо», – продолжает она, уже более серьезным, тихим голосом, – а там Никонов говорит, что когда рождается ребенок инвалид, надо проводить эвтаназию. Я была в возмущении: он вообще понимает, о чем речь? Говорит: «но вам же легче, если не будет этого ребенка». И одна на «Пусть говорят» ответила: «Я счастлива, что у меня такой ребенок!», а он в ответ «Ты дура». Меня там не было – я бы прибила. Думаю: вот у человека два сына, и если что-то, если под машину – ты умертвишь своего ребенка? Никто не задал этот вопрос…

Вот у меня мой Женька, про которого однажды сказали, что он в пять лет умереть может. А я молодая была – не хотела верить! Как же такое про сына? Хорошо, врач один попался… Я рассуждала тогда: «Пусть он проживет короткую, но достойную жизнь. А сейчас Женьке за тридцать. Конечно, там еще много проблем, но он научился с этим жить. И живет. И пережил! Но мне уже не остановиться… А я, когда в лагере с ним была, заводилой стала. Там – ребята с апатией Душена, все уже на колясках. Болтаю с тетками, а у них у всех слезы, потому что понимают, что переживут своих детей. Меня тоже поджимает... Я только пить себе не позволяла, потому что это расслабуха такая… И я там начала петь. У меня же музыкальное образование, но до этого даже не понимала, что умею вот так! Был выплеск. И поперло – вечер романсов. Мы все там запели. Помогло. Захотелось бороться. А уж если я ставлю цель, то все, считай добилась. Теперь новая цель – нужен, нам нужен театр.

А тем временем Даша, уже с сумкой в руках, убирала со стола последние крошки. Ирина Владимировна вела рассказ долго и только заметила – мы уже собрались.

– Как же так, ну вы все меня бросаете? – немного жалобно, да наигранно говорила она уже вслед. Задумчивая улыбка посетила лицо пенсионерки. В нашу последнюю встречу казалось, что в «ПитерШеде» собрались самые гармоничные и мудрые люди в округе, но, наверное, никто не чувствовал себя этим поздним вечером настолько живым, как эта дама сейчас. Но наша стая уже пошла на последнюю электричку, и сзади донесся только скрип калитки.

ФОТО автора