О вреде односторонности

Кирилл ФОКИН, 11 марта 2012

Что знают и как учатся понимать нашу историю нынешние школьники? Этим вопросом мы невольно задаемся всякий раз не только на вступительных экзаменах и коллоквиумах в вуз, но и тогда, когда сталкиваемся с порой неожиданными для нас суждениями молодого поколения, которое самостоятельно, порою даже вопреки изложенным в учебниках схемам и концепциям, пытается разобраться в том, что когда-то было однозначно ясно, а потом (так же однозначно) поменялось к противоположному. Стремление докопаться до истины, обнаружить человеческую правду, которая тщательно скрывалась «идеологическим макияжем», - в этом видится позитивный смысл того восприятия истории, который свойственен молодым. Конечно, только тем из них, кто не равнодушен к нашему прошлому, кто видит в нем проявление человеческих достоинств и пороков, кто открывает в исторических коллизиях проявление жизненных противоположностей. В свое время Н.В. Гоголь писал о вреде одностороннего взгляда на жизнь, и справедливо предостерегал от этого соблазна. Односторонность – грех! Она плодит не только искажение истины, но и как следствие заблуждения – греховные поступки. Стремление к преодолению односторонности в трактовке драматичнейших исторических событий – одно из весьма обнадеживающих проявлений. Именно поэтому мы и предлагаем вниманию читателя работу одного из московских гимназистов Кирилла Фокина – участника многих исторических олимпиад и конкурсов - где это стремление к «объемному» видению истории проявилось достаточно четко.

Александр Чепуров,

Доктор искусствоведения,

Профессор Санкт-Петербургской академии театрального искусства

Белый террор без пудры

Террор Всероссийской Чрезвычайной Комиссии был поистине ужасен. Оправдывать деяния Дзержинского и комиссаров не решится, пожалуй, ни один нормальный человек. Военный коммунизм, экспроприации, война с крестьянством, – все это изматывало народ, заливало страну кровью. В борьбе с Добровольческой армией большевики уничтожили миллионы людей. Где-то – вследствие ошибок, где-то – преступлений. Оправданий убийцам нет и быть не может.

Но главный ужас Гражданской Войны заключался в другом.

Командующий американским корпусом в Сибири, генерал В. Гревс, активно помогал Колчаку бороться с красными. Но позже, насмотревшись на «деяния» Белой гвардии, в своей книге «Американская авантюра в Сибири» (М., 1932) он писал, что «на каждого человека, убитого большевиками, приходилось сто человек, убитых антибольшевистскими элементами». В приказе коменданта Макеевского района от 10 ноября 1918 года, приведенном в книге А. Литвина «Красный и белый террор 1918—1922» (М., 2004), читаем: «Рабочих арестовывать запрещаю, а приказываю расстреливать или вешать; приказываю всех арестованных рабочих повесить на главной улице и не снимать три дня».

Если «красные» боролись против высшего класса богатых, то «святые спасители Руси» тоже по сути дела вели классовую войну, поголовно истребляя представителей отказавшегося им подчиняться пролетариата.

Кошмар ситуации состоял в том, что бежать простым людям было просто некуда. Против народа на самом деле были обе воюющие стороны. Не было только силы, которая стояла бы «за людей». Как ни прискорбно, но необходимо признать, что не было в Гражданской Войне «белых и пушистых». Были только палачи и убийцы.

Пожалуй, сведений о Красном терроре у нас сегодня предостаточно, данных же об аналогичных вещах со стороны «рыцарей» - совсем мало. Дело в том, что замалчивание преступлений одних автоматически демонизирует других. «Кто-то должен быть хорошим!» - а иначе все слишком неясно. Между тем, реальность оказывается куда прозаичнее и страшнее, чем красивые сказки о героях.

Член ЦК партии правых эсеров Д.Ф. Раков, попавший под горячую руку правителя и угодивший в тюрьму, в своей книге «В застенках Колчака. Голос из Сибири» подробно живописал зверства белогвардейцев. О сибирском диктате свидетельствовали и иностранцы. Среди них американские офицеры М. Сейерс и А. Кан, которые в своей книге «Тайная война против Советской России» фиксировали факты расправ «колчаковцев» над «осмелившимися не подчиниться новому диктатору».

Когда в 19-ом году в Сибири развивалось наступление белых, а корпуса адмирала А.В. Колчака рвались на запад, в деревнях и городах царил страх. Об этом вспоминал житель Вятской губернии, записка которого, приведенная в книге «Неизвестная Россия: XX век» (Ч. 2. М., 1992), датирована 14-ым июля. Этот человек писал о том, что «белые» расстреливали рабочих, «трупы жгли на костре», что при этом они «не считались с женщинами и детьми», что вырезали целые семьи тех, кто служил «красным» и даже «схороненных» вырывали из земли и сжигали.

Колчак не чурался самых жутких мер. В Енисейской губернии посланный против партизан генерал Розанов в приказе от 27 марта 1919 года вполне четко определил действия карателей: при невыдаче вожаков – «расстреливать каждого десятого», оказывавших сопротивление «расстреливать поголовно», а взятых заложников в случае противодействия односельчан «расстреливать беспощадно». В унисон ему трубил и генерал Майковский в своем приказе № 564 от 30 сентября 1919 года. «Неописуемую картину» зверств рисует и упоминавшийся нами Д.Ф. Раков.

Чехословацкий корпус, оказавшийся в зоне боевых действий, был потрясен жестокостью Колчака. 13 ноября 1919-ого года был даже издан специальный меморандум, где говорилось: «Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан» (Гинс Г.К. «Сибирь, Союзники и Колчак». М., 2008).

Что же касалось контрразведки… Военный министр барон фон Будберг, будучи по долгу службы знаком с методами ее действия, писал в своем дневнике, что «Даже разумный и беспристрастный правый... брезгливо отшатнется от какого-либо здесь сотрудничества, ибо ничто не может заставить сочувствовать этой грязи; тут и изменить даже ничего нельзя, ибо против искренней идеи порядка и закона поднимаются чудовищно разрастающиеся здесь подлость, трусость, честолюбие, корыстолюбие и прочие прелести» ( Будберг А. «Дневник белогвардейца». М., 2001).

Так же, как красное правительство создало на севере занимаемых им же районов сеть лагерей, так и белые создавали собственный ГУЛаг. Жители Сибири дрожали от слов «Мудьюг», «Иоканьгу». У Комуча (Комитет Членов Учредительного собрания – контрреволюционное правительство, созданное в Самаре 8 июня 1918 г.) существовал концлагерь в Поволжье, Колчак же построил более 41-ого лагеря по всей Сибири, и строил еще четыре. Там в ужасных условиях умирали сотни тысяч сторонников красных. Загоняли туда даже по простым подозрениям. Командир I северного белогвардейского Троянского полка сопровождал некого крестьянина из Мезенского уезда Останова. Причиной ареста послужили «разговоры большевицкого характера». Каким же образом определялся этот самый «большевицкий характер»? Крестьян Кабалкин был арестован за «речь в бане», крестьянин Корнилов – за то, что был избран в комитет бедноты. Поводом к аресту служил даже банальный переход их одной деревни в другую.

Многие даже не знали, за что их посадили, а близких – расстреляли. В каждом из колчаковских лагерей могло находиться одновременно от 10 тысяч, до 15. Однако в Омских лагерях сидело около 30 тысяч.

Там же, в Сибири, был создан антибольшевистский «Архангельский совет профсоюзов». Его представителей трудно заподозрить в симпатии к красным. Комиссия профсоюзов посетила Мудьюг. В заявлении Совета по этому поводу: «Люди доводились до крайних пределов голода. Как голодные псы, бросались, хватая обглоданные охраной кости, зная наперёд, что это будет стоить побоев и карцера. Организм заточённых был доведён до такого состояния, при котором незначительное дуновение ветра валило их с ног, что считалось симуляцией и поэтому на несчастных снова сыпались побои» (Голуб П.А. «Белый террор в России 1918—1920 гг.». М., 2006.) Такая же картина была и в Иоканьге, заполярном концлагере, организованном лично генералом Миллером. Когда большевики «освободили» Сибирь, из 1 500 заключенных Иоканьги выжило 576, из которых 205 не могли двигаться самостоятельно. За все время Гражданской войны через пытки и истязания белых в концлагерях прошли 914 178 человек, почти миллион. А еще 520 тысяч узников режим согнал на рабский труд на всевозможных предприятиях.

Всего, по официальной статистике, 25 тысяч человек расстрелял в Сибири Колчак. Примерно столько же – Комуч. Итого – 50 тысяч. Полагаю, что жертв было куда больше. Впрочем, оставим это на совести хронистов. Важно другое.

Свидетельства, приведенные выше, явно говорят о невероятных масштабах белого террора, который зачастую не уступал красному. Защитники коммунистов рассказывают, что красный террор явился лишь реакцией на террор белый. Но даже если допустить преуменьшение числа жертв террора белого, жертв ленинских репрессий куда больше. В разы и десятки. Однако меряться количеством убитых – дело неблагородное.

В одной из деревень бескрайней Сибири, захваченной колчаковцами, нянька пугала ребенка: «Не плачь! Услышат белые, придут, на Мудьюг отвезут!» («Интервенция на советском севере». Архангельск, 1939). Каков же был уровень страха перед зверствами оголтелых белогвардейцев! И насколько же он был близок к реальности! После этих слов невозможно защищать Белую гвардию и, как это нередко теперь делается, величать грязных палачей «спасителями Руси», «православными святыми».

Не стоит забывать, что белая гвардия выражала волю Февральской революции, как РККА – Октябрьской. На просторах Руси дрались тогда две свирепые, кровавые банды революционеров. Конечно, среди «гвардейцев» обеих мастей встречались и хорошие, честные люди… но мясорубка чудовищной войны уничтожила их.

Об этом очень точно в своей книге «Очерки русской смуты» сказал сам А.И. Деникин: «Нет душевного покоя. Каждый день - картина хищений, грабежей, насилия по всей территории вооруженных сил. Русский народ снизу доверху пал так низко, что не знаю, когда ему удастся подняться из грязи…»