ВАГОННЫЕ СПОРЫ С КАЗАХСКИМ АКЦЕНТОМ

Анжела НОВОСЕЛЬЦЕВА, 12 мая 2018

1.

От Новосибирска до Семея ехать 19 часов. Что до вагона – он неимоверно, непоправимо стар – окна оправлены в архаичные деревянные рамы. И белье как-то особо мерзостно отливает серым…

– Готовим билеты! – проводник – тщедушный немолодой казах в плохо заправленной рубашке. Не слишком располагает к себе – глаза так и бегают по сторонам. Каждая поездка через российско-казахстанскую границу для него – бесценная возможность поколымить. Проводники замечательно обогащаются за счет провозки товаров – в основном, шмотье и алкоголь…

– На латиницу казахский переводят. Саш, слышишь? – мой сосед сверху присвистнул и протянул другу газету. – Вот тебе и дружба с Россией.

За несколько часов поездки стало ясно, что наши соседи с верхних полок спешат в Семей на встречу одноклассников. Оба – мужчины лет сорока, и, кажется, не особо ладят. Александр лежит на спине в позе философа, на носу в такт поезда вздрагивают строгие очки. Павел – чуть менее интеллигентный, но постоянно шуршит газетой. И пытается разговорить флегматичного одноклассника.

– По мне, так латиница Назарбаеву нужна, чтобы на разных стульях усидеть, под вид батьки Лукашенко, – утверждает Павел. – И нашим и вашим за грошик спляшем.

– Ну да, внятной внешней политики у них нет, – вяло отвечает Александр. – Лавируют. Но Казахстану сложно – территория огромная, население небольшое – 17 миллионов, вроде?.. Еще и в зоне интересов Китая и России, которые пытаются дружить вообще-то.

– Латиница причем тогда? Явный кивок на Запад!

– Запад далеко… Вообще казахам близка Турция – тюркоязычное государство и тоже с суннитским исламом. Да и идея Тюркского совета всегда Назарбаеву нравилась. В организацию как раз входят Азербайджан, Киргизия и Турция. Вот-вот станут членами Туркмения и Узбекистан. И почти во всех странах уже перешли на латиницу…

– Угу. И цветные революции тоже там почти везде были, – буркнул Павел. – Как там пишут: Средняя Азия – «мягкое подбрюшье России»? Лакомый кусок для Запада?

Бабушка напротив меня, вооружившись толстой лупой, разглядывает фотографию на своем удостоверении. Лицо на ней – молодое до неузнаваемости. На политические дебаты, доносящиеся сверху, бабушка только морщится.

– И Крым Назарбаев не признал! Партнер! – негодует Павел.

- Ну, Крым он просто-напросто испугался, - ровно объясняет Александр. - В Казахстане много русских – на западе, севере и востоке, причем проживают более-менее компактно. А вдруг тоже референдум захотят? Нужно потихоньку покидать российское крылышко. И санкции на Россию их тоже, конечно, пугают.

– Но согласись, инвестировать в них никто кроме нас не хочет! А сколько совместных проектов и предприятий! Куда им деться от России? А СНГ, ОДКБ, ЕврАзЭС?

2

Скоро Локоть – последняя ж/д станция, сразу за которой – российская граница. Пару часов отводят на проверку документов пассажиров. Потом нас ждут казахские пограничники – на станции Аул поезд будет томиться еще два часа.

– Вот увидишь, через 30 лет и духа русского в Казахстане не останется, – одноклассники сверху продолжают больную тему. – Шесть миллионов русских там жили до распада Союза! Сейчас – меньше половины, 20% от всего населения… Одни пенсионеры там теперь. Вот вы, бабушка, – Павел, свесившись, посмотрел на соседку снизу, которая уже закончила заполнять бланк. – Я смотрю, вы гражданка Казахстана. В Россию переезжать не собираетесь?

– Дети и внуки давно в России, зовут, – улыбается бабушка, неторопливо протирая столик белой тряпочкой. – Пока не решаюсь. Жить у нас попроще. В России - цены…

– Ну, сколько вы, к примеру, за квартиру платите? – не унимается Павел.

– У меня трехкомнатная в Семее. Зимой вместе с отоплением, светом и водой выходит около 13 тысяч тенге, – следует ответ, полный достоинства.

Павел присвистнул, быстро подсчитав в уме – 2300 рублей в месяц. Что-то пробормотал про неподъемную трешку в Новосибирске и замолчал. Но бабушка тему решила развить.

– И с пенсией у нас все хорошо. Средняя на ваши – 12 тысяч. У меня – побольше… А раз в полгода пенсию увеличивают на 10%. И знаете, была я в ваших российских больницах, на рентген попасть невозможно. У нас больше заботы о людях – давно есть семейные поликлиники, диагностические центры. Если у человека больное сердце, диабет, онкология, не дай Бог – ему положены бесплатные лекарства.

В вагоне появляются крикливые женщины с огромными клетчатыми сумками. Они предлагают пассажирам казахский коньяк и горький шоколад. Две казашки с боковушек приобретают 3 бутылки по 1250 тенге. Бабушка снисходительно смотрит на них: она знает, что в Ауле коньяк будет дешевле.

Кстати, о казашках. У них были звучные имена – Айгуль и Жансая. Это тот тип возрастных пассажирок, которые в вагоне облачаются в вельветовые костюмы совершенно невозможных расцветок. Всю дорогу они громко разговаривают, хохочут и синхронно обмахиваются веерами.

Павел тем временем неуклюже спускался с верхней полки, и мысль его с предмета социального перескочила на гастрономический. Зашел разговор о вкусовых качествах конины, и казашки перестали обмахиваться веерами. Спустя минуту они уже с жаром пересказывают Павлу рецепты мясных национальных блюд – вообще не мясных у казахов и нет, народ – наследник кочевников и скотоводов. Под разговоры о блюде бешбармак – утопающем в бульоне вареном конском мясе на тонких лепешках – кто-то в соседнем купе вскрывает «ролтон», и все морщатся.

Поезд останавливается.

3

Проводник возвещает о том, что на границе выходить нельзя, все должны оставаться на своих местах. Но пассажиры уже открывают окна. Начинается активная торговля – продавцы, подпрыгивая к окнам, забрасывают в вагон коробки шоколадных конфет, мороженное и минералку. Китайские смартфоны, наушники и какие-то бусы.

– Холодное, огнестрельное оружие, наркотики? – раздается в начале вагона. Два крепких таможенника в грязно-зеленой форме заставляют молодого парня в первом купе вытряхнуть все содержимое его спортивной сумки. Парнишка вытаскивает боксерские перчатки и стучит одну об другую, демонстрируя отсутствие психотропных веществ внутри.

Я ловлю на себе взгляд студентки из соседнего купе, она уже давно прислушивается к нашему разговору. Наконец, подсаживается на мою полку.

Студентку зовут Лиза, она учится на филолога в Новосибирском государственном техническом университете. Сама из Семея, едет навещать маму. Я интересуюсь, как она попала в Новосибирск. Оказывается, НГТУ отправляет в казахские города выездные комиссии.

– Я хорошо сдала ЕНТ, – расшифровываю: единое национальное тестирование. – Но не поступила на грант ни в медицинский, ни в педагогический университеты в Семее. Платно выгоднее было учиться в России.

– А как у вас проходят выпускные экзамены?

По словам Лизы, на ЕНТ сдают тесты по русскому, математике, казахскому, истории Казахстана и еще одному предмету по выбору. Все пишется в один день и пересдача не предусмотрена. Из-за этого в Казахстане выросло число суицидов.

К нам подходит пограничник, и мы смиренно предъявляем ему свои документы.

4.

Лиза рассказывает о русских и казахских школах. Разделение проводят не по национальному признаку, а по языковому – в Семее, как и в других городах на востоке Казахстана, русский язык настолько популярен, что казахи говорят на нем лучше, чем на своем. На юге и в центральной части Казахстана – в Чимкенте, Джамбуле, Кызыларде – ситуация прямо противоположная.

– В русских школах изучается русский язык как родной, а казахский – как неродной, – объясняет Лиза. – Остальные предметы преподают на русском. В казахских школах все наоборот. Есть смешанные школы, в которых есть и русские, и казахские классы. По-моему, дело идет к увеличению последних.

– У вас же по закону все должны знать казахский, русский и английский? – вмешивается в наш разговор Павел. – Ну-ка, скажи что-нибудь по-казахски!

Лиза мнется – оказывается, после 11 лет обучения она знает всего несколько слов. Преодолев секундное смущение, она обрушивается на методику преподавания языка со всем негодованием филолога.

– Языком нужно заинтересовывать – так, чтобы на нем хотелось говорить! – горячо утверждает Лиза. – Нужно давать актуальные коммуникативные ситуации: как купить хлеб в магазине, как спросить дорогу или время? Но все сводится к пересказу текстов про Астану, президента и Казахстан. Фонетику никто не ставит, русским школьникам приходится полагаться на собственный слух. Страдают и от грамматики – в казахском языке времен глагола не меньше, чем в английском.

5

В вагон запускают собаку. Поджарая овчарка бежит, чуть приседая на задние лапы, острые уши чутко подрагивают. С угольной морды клочьями виснет слюна.

– Вы матрас загните, она сейчас лезть начнет! – предупреждает бабушка казашек. Овчарка, напряженно поскуливая, встает на задние лапы и, опираясь на постели пассажиров передними, заглядывает в каждое купе. Ее беготня продолжается минут десять, наконец, один из таможенников подкладывает под матрас верхней полки пакетик с белым порошком. Овчарка пробегает по вагону, останавливается под заветной полкой и начинает подпрыгивать. В глазах – сумасшедшинка, тело мелко дрожит. Наконец, она падает на спину и начинает подергиваться. Проверку прошла.

– Есть ли смысл оставаться в Казахстане, если плохо знаешь казахский? – возвращаю я Лизу нашей теме. Та качает головой: со знанием языка карьерных возможностей больше.

– Да ладно, – вновь эмоционально вклинивается Павел. – Титульная нация занимает все руководящие должности! Русскому человеку не пробиться. А наш язык в Казахстане, между прочим, даже государственным-то не является – только языком межнационального общения.

Айгуль и Жансая тоже включаются в разговор. Они считают, что переход на латиницу упростит изучение английского языка, который в Казахстане по-настоящему культивируется. Молодежь учится быстро, нововведение для нее не проблема. Другое дело – пенсионеры. Но тем обещают массовые ликбезы.

– А китайский у вас популярен? – вдруг спрашивает с верхней полки Александр.

– Да нет, – качает головой Лиза. – Больше восторга у людей вызывает перспектива поехать в Америку, чем в Китай. Люди отмечают американские праздники – Хэллоуин, день святого Валентина. Все телепрограммы – кальки с западных, архитектура тоже ориентирована на западный стиль: вы Астану и Алматы видели?

– Потомки кочевых народов вообще очень открытые и контактные, - кивает Александр. – Говорят, в юрте не было никого почетнее, чем гость из других земель – тот, кто приносил новости. В этом смысле казахская культура всегда была очень восприимчивой. Неудивительно, что идет вестернизация.

Все с уважением замолкают. Павел пожимает плечами и тянется к столу за сырокопченой.

6

– А что в ваших учебниках по истории пишут? – спрашивает студентку Павел, сооружая себе внушительный бутерброд.

Ответить Лиза не успевает. Александр, наконец, снисходит до нас со своей верхней полки, загибает мой матрас, прежде чем сесть. Прочищает горло, как перед долгим монологом.

– Паш, ну а что, ты думаешь, они могут писать? – в голосе Александра слышится ирония. – Понятно, что некоторые факты их не радуют. Почти 270 лет казахский народ жил в составе Российской империи, из них 75 – при советской власти. Никто их, кстати, не завоевывал – к русскому царю сами за помощью обратились – со всех сторон их вырезали джунгарские, калмыцкие и башкирские племена. Казахстан – вообще искусственно созданная территория. В СССР им отрезали щедрый ломоть в виде земель уральского, оренбургского казачьих войск. Представь, сколько там было русских!

– Мне больше советский период интересен, – уточняет Павел.

– Ну, в учебниках особенно упирают на коллективизацию, которая разорила казахские домашние хозяйства – люди голодали, – пожимает плечами Лиза. – Много пишут о сталинских репрессиях. У нас в Караганде был один из самых больших лагерей. Не ГУЛаг, а КАРлаг.

– А про распад СССР – что?

– Про это, скорее, позитивно, – улыбается Лиза. – Вообще в Казахстане День независимости празднуется как освобождение из-под гнета России. Можно, конечно, услышать, что в Союзе было лучше – но только от русских.

– День независимости! – Паша с осуждением смотрит на казашек. – Вот благодарность! Кто вам экономику поднимал? Вся промышленность ваша, энергетика – откуда?..

– После распада Союза в Казахстане осталось очень мало технических специалистов – русские, украинцы, немцы, все поразъехались, – говорит Александр. – Все растащили, приватизировали. По факту, в Казахстане осталась только добывающая промышленность и энергетические предприятия.

– В нашем городе все заводы стоят! – подхватывает бабушка, отрываясь от сканвордов. – Молочный завод, обувная фабрика, чулочно-носочная, мясокомбинат – все стоит! Одни кафешки, рынок на рынке. Продавцов больше чем покупателей – каждый день шмотки из Китая и Чимкента тащат!

– А что делать? – удивляется Айгуль. – Вот я по образованию библиотекарь, училище Абая закончила, в пединституте работала. А после распада Союза – нет работы и все. Фруктами торговать начала.

– Вот вы говорите, что Казахстан благодарить вас должен, – вступает Жансая. – А за ядерный полигон рядом с Семипалатинском – тоже спасибо сказать? Я вот родилась в закрытом секретном городке Курчатов. Мама с папой работали в совхозе и видели все наземные испытания! Рассказывали: сидишь на диване, а люстра трясется. Выходили на грибки смотреть – никто ведь ничего людям не говорил, не знали, что облучение, что опасно. И ушли мама с папой от рака…

7

На столе появляются вареные яйца и жареная курица. Бабушка просит Павла вскрыть сгущенку, в качестве награждения он получает куриную ногу. Из пакета извлекается банка картошки с укропом, паштеты, сырки «Хохланд» – классический железнодорожный набор. Все подсаживаются ближе к столу.

Александр демонстрирует полное отсутствие аппетита – ему важнее выяснить у казашек, живы ли в стране родоплеменные отношения. По его словам, в свое время из феодализма казахи сразу попали в социализм, а когда СССР распался, в стране народился капитализм с родоплеменными отношениями. То есть – клановость, кумовство, коррупция – на всех уровнях власти и практически во всех сферах жизни.

– Жузы – это племенные союзы казахских родов, правильно? – уточняет Александр. – Откуда это все пошло?

Айгуль и Жансая кивают – они пьют чай с молоком, закусывают куртом – белыми шариками, напоминающими сухой и очень соленый сыр.

– Жузы появились во времена Золотой Орды, – говорит Айгуль. – Есть младший жуз, средний и старший. Это потомки трех великих батыров. То, из какого ты жуза – твой «неписаный паспорт».

– И что, все это до сих пор имеет значение? – удивляется Павел.

Жансая сначала отрицательно мотает головой, потом, немного подумав, кивает.

– А когда Назарбаев уйдет, что делать будете? – интересуется Павел. – Сколько он там – 28 лет уже у власти?

– Это наш лидер, наш отец, – говорит Жансая с воодушевлением. – Еще бы столько же правил!

Павел ехидно заикнулся о демократии, а Александр начал рассуждать о восточной стране, в которой практически невозможно ее построить – слишком сильны традиции, уважение к старшим, опять-таки, клановость – нужен авторитарный правитель. А Назарбаева любят, да, ведь он помогает казахам осознать себя единой нацией.

– Они пытаются обрести свою национальную идентичность, национальную идею, если хочешь. У них с этим делом все даже хуже, чем у нас, – говорит Александр задумчиво. – Отсюда и скособоченная подача истории, главная задача которой – представить казахов в наилучшем свете. Отсюда – бесконечные переименования городов и улиц – с русских названий на казахские.

По его словам, казахи пытаются избавиться от советского наследия, отделить себя от русского мира, который так долго держал их на коротком поводке. Почувствовать себя самостоятельными, свободными, полноценными.

Айгуль и Жансая кивают. Потом улыбаются и несколько раз повторяют, как мантру, что казахский народ – миролюбивый, дружный, сплоченный, а русские – самые лучшие братья. Все молчат, Павел откладывает в сторону куриный окорочок и смотрит в окно:

– Эх, Сашка, нет больше нашего родного Семипалатинска. Есть Семей – куда я возвращаться не хочу. Если б не встреча одноклассников, сроду бы на этот поезд не сел.