Потерять боль в искусстве

Екатерина Лефель, 25 декабря 2021

Хотелось историю любви, как в мультике от «Дисней», как в мелодраме. Показывают же живых людей, почему законы таких историй в жизни не работают? Что такое драма для искусства? Где граница между здоровым чувством и невротической зависимостью? Где место надрыву: в художественном мире или в жизни?

3 декабря на Netflix наконец-то вышли завершающие эпизоды сериала «Бумажный дом», который уже много месяцев не выходит из топ-10.

Основной нитью, протянутой сквозь весь сериал, является тема любви. Любви к ограблениям, к адреналину, к своему партнеру по преступлению, к полицейскому, который играет на другой стороне. Любви, которая не раз подводит героев к смертельной опасности или к смерти. И именно любовь помогает героям достичь своей цели.

Драма в сериале разворачивается с первых сезонов, иногда она даже кажется не совсем уместной. Однако зрителю, которому необходимо ощутить эмоциональные качели во время просмотра, – количество драматических сцен ляжет бальзамом на душу. Всё эмоциональное в сериале привязывает зрителя к героям, и они уже не просто обитают в художественном пространстве кино, а переезжают в реальность людей, которые влюбляются в сериал.

Смерть любимых героев, разборки между грабителями, любовные сцены и всё, что сильно окрашено эмоционально, – притягивает нас, потому что либо знакомо и возрождает в нас воспоминания, либо это то, что мы хотим пережить, но не можем, будучи ограниченными реальностью.

Так как же работает драма в искусстве и для чего она там нужна?

Возьмем триггер, который часто используется в кино и литературе, – невзаимная любовь.

Чаще всего к ней склонны люди, у которых была неполная семья или было недостаточно любви и внимания в полной. Потому что человек со здоровой психикой сознательно не пойдёт делать себе больно, ему не нужно переигрывать сценарий, в котором его не любили. А невзаимная любовь – ни что иное, как невротическое чувство. И каким бы сильным и настоящим оно ни казалось – это вредит и тому, кто чувствует, и тому, к кому чувствуют.

Но необходимо добавить, что этап невротической любви нам зачастую нужно пережить в юности, потому что это невероятные американские горки со всеми драмами, итальянскими ссорами и прочими эмоциональными «прелестями». После этого уже, накатавшись на эмоциональных качелях и изучив свои чувства, можно более осознанно подходить к здоровым отношениям, куда, в идеале, не закатывается эмоциональная бомба, а партнёры не ощущают себя как на поле боя.

Вот мы видим фильмы, где девушка безответно влюблена в парня, он её сначала отталкивает, потом она страдает, потом случается какое-то событие из эмоционального ряда вон выходящее, он видит её слёзы и понимает, что она «та самая». Happy end, все счастливы: герои, друзья героев, зрители, потому что им дали прожить то, что, скорее всего, болит или болело и у них. Получается, вот одна из кинематографических спекуляций популярным неврозом, сюда же могут входить истории с родителями, детьми и самореализацией, например.

Тогда что же такое искусство и взаимосвязано ли оно с психологией? Искусство нужно, чтобы учиться чему-то? Должно оно причинять боль или доставлять удовольствие? А может ли боль в искусстве приносить удовольствие?

Бесспорно, искусство — отражение жизни. Оно создаётся людьми о людях и их взаимодействии с миром. Аристотель употреблял здесь слово mimesis (подражание искусства действительности).

Стоит задуматься, существовало бы вообще искусство, если бы люди не стремились жить вдвойне? Вы живёте и своей собственной жизнью, и жизнью героев в фильме, книге, на сцене.

То есть, саму человеческую жизнь, как материал, можно подать в виде произведения искусства. Ведь наслаждаемся мы в искусстве вовсе не отступлениями от жизни, а тем, как герои похожи «на меня».

Теперь следующий вопрос, похож «на меня» в чём? Реакция зрителя или читателя происходит из точки боли, а точка боли часто находится в невротическом чувстве, который автор умело задевает. Одна из концепций создания: боль – основа произведения, боль – основа конфликта, именно конфликт – двигатель сюжета. Должно быть больно герою, должно быть больно автору, тогда удастся пробежать по нотам души зрителя или читателя. Тогда он запомнит.

Должно ли искусство в таком случае учить или искусство должно ставить вопросы, но не давать на них ответы, то есть – ставить вопросы, на которые ответа нет? А поиски ответов будут разрушать в нас поверхностного человека или будить спящие неврозы и показывать пример, как не надо?

Получается, с одной стороны, с детства нам говорят, что искусство учит, с другой – оно нас «мучит». «Мучит», чтобы содрать плесень с внутреннего травмированного, которое наша психика пытается защитить, покрывая невротическим чувством. Мы же ещё как-то понимаем, что течение жизни – есть её истечение, поэтому пытаемся прожить как можно больше, впитывая произведения искусства. А поскольку понимание искусства – это нахождение параллелей, и прежде всего, параллелей со своей жизнью, авторы вынуждено приходят к спекуляциям человеческой болью.

Но что удивительно, в итоге: когда мы переносим боль в искусство, мы немного освобождаем себя, мы не чувствуем себя одиноко и позволяем себе переживать горе если не своё, то героя, который является «нами».

Но при всём этом необходимо четко проводить границу между чувством здоровым и невротическим. Человеку, который застревает в сетях второго, приходится платить чрезмерную плату, заключающуюся в ослаблении его жизненной энергии и его способности достигать чего-либо и получать удовольствие от жизни.

Поэтому стоит помнить, что красивые слова Земфиры:

Пожалуйста, не умирай,

Или мне придётся тоже…

Пожалуйста, только живи,

Ты же видишь, я живу тобою,

Моей огромной любви

Хватит нам двоим с головою, –

надо оставлять в эфемерной реальности, куда мы можем перенести свою боль, а не протаскивать через своё невротическое чувство (если оно есть) в реальность физическую, существующую.