Теория скрипичных струн

Виктория ФОМЕНКО, 18 марта 2012

Про таких говорят: «Один на миллион!» Глеб Дроздов – чуть ли не единственный в России мастер струнно-смычковых инструментов, собственными руками создающий контрабасы и виолончели. Он занимается и реконструкцией старых инструментов, и помогает закупать их оркестру Мариинского театра. У дверей его мастерской ожидаешь увидеть уставшего пожилого мужчину в очках, старом порванном пальто и французском берете. Однако на пороге гостей встречает высокий мужчина в отличном костюме и, самое главное, с задорным огоньком в глазах. Он излучает такую уверенность, что веришь – этот человек знает ответы на все вопросы.

– Глеб, в какой момент вы решили посвятить скрипкам всю свою жизнь?

– Известный скрипичный мастер Горонок – мой родной дядя. Именно благодаря нему я начал заниматься скрипками. Свой первый инструмент сделал в 1980 году, мне тогда было 13 лет. Позже это увлечение стало профессией: нужны были деньги, а дядя предлагал оплачиваемую работу, я и соглашался. После окончания консерватории почти двадцать лет назад уехал в Америку, учился в Цинцинатти у скрипичного мастера Вильяма Лэйкберга. Затем с другом открыли магазин: купили карельские скрипки со смычками и футлярами, отремонтировали, продали. Это и был первый бизнес. Была еще учеба в Германии, практика в качестве контрабасового мастера. Я стараюсь передать свою любовь к инструментам и своим детям: старший сын сейчас в Америке, учится в Кливленде и вскоре станет скрипачом. Младшему 12 лет, но он уже играет на скрипке. Говорит мне, что я много времени провожу вне дома. Да, последние 3 года работаю далеко от семьи – в Сирии, Германии и Норвегии, но это помогает развиваться.

– Скрипки могут быть похожи?

– В последнее время они у меня действительно немного похожи, но каждая сохраняет свою индивидуальность. Они как дети. Иногда даже жалко бывает отдавать скрипку, как будто собственного ребенка продаешь. Каждый инструмент несет в себе энергетику.

– С чего начинается процесс создания инструмента?

– Я привык сначала представлять заказчика. Все зависит от его личности: и размер, и форма, и даже звук. Например, недавно мальчик заказал скрипку, но не смог забрать, и приехала следующая после него в очереди девочка из Рязани. Мальчик был крупный, а девочка худенькая, маленькая, ей даже нажимать на струны было тяжело. Я даже думал: не предложить ли им другой инструмент – хотелось, чтобы он был легче. Звук должен завораживать, мурашки – бежать по коже.

– А что для вас значит Мариинский театр?

– Я в театре с 1996 года. Друзья предложили сделать хотя бы одну скрипку, а вскоре мы с Валерием Абисаловичем Гергиевым уже обсуждали проблемы оркестра. Тогда я был для него приезжим мастером из Германии. В театре нет ни школы, ни студии, где можно было бы обучать будущих мастеров. Я предлагал проект обучения молодого человека на контрактной основе: и мастер появится, и уйти не сможет, просто поблагодарив за подаренное образование. Но этот проект пока не принят.

– Какие обязанности ложатся на ваши плечи?

– Кроме изготовления и ремонта инструментов, я часто помогаю их закупать. Иногда это бывает непросто: например, однажды мне пришлось уговаривать поработать с нами человека, который категорически отказывался сотрудничать с театром. Я сделал это, тщательно оформив все документы. Но обычно все гораздо спокойнее. Была и такая ситуация: мне надо было купить для театра 12 контрабасов. Для этого приехал в Германию, где специально для нас собрали 70, причем самых лучших. Есть одна сложность, с которой постоянно сталкиваемся во время закупки: скрипки, альты, виолончели являются частной собственностью музыкантов, то есть инструменты не оплачиваются театром.

– Инновационные технологии как-то влияют на вашу работу?

– Влияют, конечно, но скорее не на мою работу, а в целом на жизнь. Современный ритм требует скорости, но что касается инструментов – они ведь создаются вручную, значит вкладывается душа. Новые материалы какие-то однородные, холодные. Дерево – клен и ель – совсем другое. На звук влияет даже количество колец на его срезе.

– А что вы чувствуете, когда слышите свой инструмент во время концерта?

– Обычно к его концу я забываю, что это мой инструмент, наслаждаюсь музыкой.

– Вы думаете, музыкальные инструменты могут менять жизнь человека?

– Об этом часто говорят, особенно в фильмах. Не мне об этом судить: я создаю инструменты для профессионалов, а у них другие категории качества. Но ощущение чуда не пропадает. Напротив, часто мне говорят, что это чудо, и мне приятно. Последнюю виолончель приходили послушать все знакомые и работники театра, на нее было много заказчиков, но я продал мальчику, семья которого долго собирала деньги. Особенно приятны были его слова: «Я с пяти лет видел во сне эту виолончель». Для меня это не только бизнес, но еще и волшебные вещи.

– И вы считаете, что достигли определенных высот в профессии?

– Нет, мне сейчас хотелось бы мастерскую побольше. Вообще профессия дает мне свободу и востребованность, а это очень важно. Но главное, почему я порвал с музыкой и создаю инструменты: в музыке есть предел. Когда играл джаз в группе «Виртуальная реальность», начал замечать, что играю одни и те же импровизации. А здесь можно только к 70 годам начать делать шикарные скрипки. Сейчас экспериментирую: вношу в работу элементы изобразительного искусства, в основном, состариваю инструменты. Живописью увлекся достаточно давно, и это дает мне новые грани. Один парень, которому я создал новый инструмент, долго еще ходил ко мне, спрашивал: «Признайся: ведь ты реконструировал старую скрипку». Многие вещи приходится решать самому. Недавно сделал элемент скрипки, а позже звонит знакомый из Норвегии и говорит, что увидел такой элемент у другого мастера. То есть два человека в мире сидят и одинаково думают. Это же здорово!

– Сложно, наверное, работать здесь?

– Меня часто удивляет, что в России никто не делает контрабасы и виолончели. У нас и профессии такой нет. Я в России «реставратор-ремонтировщик». Бывает трудно. А иногда случается так, что выбрасываешь инструмент под самый конец: не хочешь, чтобы на нем стояло твое имя. Разные ситуации бывают. Но я считаю, что если развиваться, то и деньги придут, и все остальное. Главное – правильно выбрать профессию.