ТЕОЛОГИЯ ЗА ДАРВИНА

Дарья ОРЕШКО, 31 марта 2015

Мартовские «диалоги», прошедшие в воскресенье в библиотеке им. Маяковского, сродни весенним битвам котов. Кто с когтями аргументов, кто сладостно мурлыкая успокаивающие речи. После горячего разговора Евгении Альбац и Антона Красовского на тему «Россия завтра» беседовать продолжили протодиакон Андрей Кураев и биолог Михаил Гельфанд. Корреспондент «Первой линии» разбиралась, нужен ли студентам курс теологии, чему нельзя посвящать жизнь, и, главное – возможен ли диалог между наукой и религией.

Свободных мест к последнему диалогу почти не осталось. Большинство пришли на все три беседы и заняли места задолго до начала.

– Надеюсь, мы не проповедь пришли слушать, – вздыхает мой сосед. Мужчина в спортивной одежде, с неаккуратной бороденкой и огромным походным рюкзаком. Киваю в ответ – служители церкви не внушают большого доверия.

Николай Солодников, ведущий беседы, представляет собеседников: протодиакона Андрея Кураева и «великого ученого» Михаила Гельфанда. Последний в ответ на слова ведущего смеется:

– Великим ученым был мой дед, а я просто ученый.

Начали с обсуждения «конкретной ситуации»: появление в Московском инженерно-физическом институте (МИФИ) кафедры теологии. На вопрос ведущего об отношении к такому опыту и его перспективах Гельфанд дает уверенный ответ:

– Я не думаю, что эти опыты нужно распространять по всей стране. Они являют собой исторический анекдот. Довольно-таки хорошая прививка от православия для студентов. Времени жалко, но, если это факультатив, пусть ходят. Другое дело – когда в том же МИФИ сносят памятник студенту, а вместо него ставят крест – это довольно противно.

Андрей Кураев рассматривает тему с другой стороны:

– Сама по себе возможность дать ребятам отдохнуть от математики и физики – это идея хорошая. Знать все о немногом и немного обо всем – принцип университетского образования. У меня был опыт преподавания в МИФИ: студенты там очень умные, им интересно думать. Если вы хотите, чтобы выпускники прислушивались к Ванге – мы это уже видели в девяностые. Здесь же есть возможность показать им пример нормальной мысли на религиозные темы. В результате слушатели этих курсов не станут православными, но есть надежда на то, что они уже не будут такими легкими жертвами для молодежных сект, которые дежурят у студенческих общежитий. Но не должно быть манипуляций. То, что убрали памятник нищему студенту – это тоже огромная глупость.

Между оппонентами возник спор о том, почему именно православие является «прививкой от Ванги». Ученый говорит о том, что скоро можно будет получать ученые степени по теологии:

– Хорошо, если это происходит в Оксфорде, где кафедре теологии лет столько же, сколько университету, и все к ней привыкли. Но в наших исторических условиях надеяться на то, что все останется на уровне уважительного диалога – наивно.

Выслушав возражения, небрежно покручивая в руке очки, Гельфанд предлагает «съехать с этой темы». В ответ протодиакон говорит, что ученый отрицает то, с чем совсем не знаком. Тем самым он дает толчок для обсуждения профессиональной компетенции. Михаил Гельфанд, уходя от ответа, заводит разговор о предмете теологии.

– Предметом теологии являются тексты, - уверенно отвечает Андрей Кураев. Ученый с иронией подмечает:

– Тогда я в широком смысле тоже занимаюсь теологией, ведь моя основная задача – чтение генетических текстов. Мы пришли к невозможности диалога.

Впрочем, Кураев продолжает:

– Нельзя посвящать свою жизнь изучению того, что ты ненавидишь. Если ты не любишь Толстого – зачем заниматься его изучением и критикой? Пиши о том, что ты любишь. В богословии это неофициальное требование является официальным. Люби предмет своего исследования – вот и все.

– То есть теолог отличается от филолога тем, что филолог может не любить предмет своего исследования? И в обоих случаях этим предметом являются тексты. Скажите, а как же кафедра теологии собирается проверять у студентов наличие любви к предмету? – у Гельфанда на каждое утверждение протодьякона есть что ответить. Зал одобрительно смеется, и биолог снова предлагает завершить тему.

Последняя на сегодня тема – соотношение религии и науки и возможность диалога между ними. Гельфанд непреклонен:

– Ни о какой возможности диалога речи быть не может. Когда ученые обсуждают положения, высказанные друг другом, они находятся в равном положении. Радостно ищут друг у друга «дыры», потому что так полагается. Но когда ученый обсуждает что-то с религиозным писателем – это что угодно, но не диалог. Потому что не высказывается никакой альтернативы, только «у вас то-то и то-то не доказано».

Хорошо аргументированный ответ Андрея Кураева вызывает в зале одобрительные аплодисменты. Неожиданно биолог прерывает собеседника:

– Человек произошел от обезьяны?

– В Библии сказано: Бог из праха земного создал человека. Феофан Затворник на это пишет: «Этот прах – что это было? Глиняная «тетерька» или живое существо с телом человека, но душой животного?» Конечно, это было человекообразное существо, - отвечает протодиакон.

– Я правильно понял, что ответ «Да»?

– Да. Я этот вопрос отношу всецело к вашей компетенции.

– Хорошо, спасибо.

Диалог между двумя непримиримыми точками зрения все же возможен. Мирный, аргументированный. По словам протодиакона, «чем выше забор, тем крепче дружба». Кстати, большинство вопросов слушателей было адресовано Андрею Кураеву, который, как я слышала от людей вокруг, «выглядит более подкованным в различных вопросах». Слушатели стали не спеша проходить к выходу: спокойно, не толкаясь и не прикрикивая друг на друга. Некоторые выглядели очень задумчивыми. Даже мой сосед, активно комментировавший весь разговор высказываниями в духе закоренелого атеизма, молчал и спокойной ждал своей очереди.