ЛЕОНИД ПАРФЕНОВ: МНЕ НЕИНТЕРЕСНО ПИСАТЬ О СЕБЕ

Павел ДРУШ, Анна ИВАНОВА, 2 апреля 2013

Выпустив шестой том «Намедни. Наша эра. 2006-2010», Леонид Парфёнов решил устроить серию из пяти встреч с читателями в книжных салонах Москвы и Петербурга. Народ на эти встречи с прекрасным ломился как на воскресную распродажу. В парке культуры и чтения на Невском поговорить с автором пришли около двухсот общественно-политически настроенных граждан. О чём спрашивали?

О «Намедни»

Как я выбираю материал для книги? Критерий очень простой – новость. Нужно объяснить, в чем состоит новость, в чем новизна материала, и что он прибавил к предыдущему опыту. Тогда будет понятно, о чем дальше говорить.

Если свалить все в одну кучу, то получится информационный шум. Например, Аршавин, вот он пинает мяч, есть такой советский спорт. Но это же больше, чем спорт. Феномен интересен только тогда, когда он выходит за границы своего жанра. Когда футбол больше, чем футбол, когда Аршавин – это Шава. Но это как-то нужно передать. Это и есть профессия. Но передать так, чтобы это было понятно тому, кто потребляет информационный продукт.

Для чего мне это? Я твердо знал, что только ради самовыражения я не стал бы такое писать, не стал бы снимать фильмы куда-то «в ящик». Иван Алексеев (Noize MC) как-то в интервью сказал, что пишешь не для себя и не для кого-то, а для таких, как ты, для тех, о которых ты думаешь.

О телевидении

Будет ли телевидение общественным или нет — зависит от самой общественности. Телевидение — это просто функция. Если оно у нас такое, что основные вопросы, поднимаемые на повестке дня обсуждаются в программе «Пусть говорят» - это выбор этого общества, его показатель. Это как сетовать на то, что в Питере плохая погода.

Есть другой — Геннадий Петрович Малахов. Когда мы снимали «Хребет России», мне поневоле приходилось вставать рано. И вот в Кунгуре, в гостинице спускаешься завтракать, а из телевизора нестерпимо громко доносится: «Одна част чэрэды, двэ часты водкы, и прынымаааэм». Мне как-то хочется от этого бежать. А там, в кадре, сидит тётя в красной кофте с люрексом, поворачиваешь голову — а буфетчица такая же! И, представляете, её никогда так не «обслушивали», её вкусы все вокруг считали низкими, говорили: «Марь Иванна, слушайте сонату Бетховена! Не надо смотреть «Есения» и «Не могу сказать прощай», а она отвечала: «Та шо вы! Та то ж про любов! Как в жизни! Ах, какая жэнщына, а он — какой мужчына!». А тут, наконец, телевидение пошло ей навстречу! И слава богу. Они встретились!

Телевидение или интернет?

Уходит ли телевидение в интернет? Да, уходит. Как старые телесмотрения, когда лежали старые программы передач на неделю поверх телевизора, и там красным карандашиком было обведено «19:45 — новый цветной художественный фильм». Конечно, больше этого не будет никогда, потому что никто ничего не боится пропустить — можно потом в интернете посмотреть.

Это не плохо и не хорошо, это просто другое! Это не значит, что телевидение было добром, а теперь им является интернет. Главный вопрос в контенте, а не в способе доставки его нам на дом. Посмотреть что-то в интернете или посмотреть что-то в эфире — какая разница?

Об оппозиции

У меня не было никакой оппозиционной деятельности, ни активной, ни, я надеюсь, пассивной. Я готов, как замечательный петербуржец Юрий Юлианович Шевчук, поддержать гражданский протест, потому что много чего в нашей ситуации меня не устраивает. Проблема не в том, что мы тут о чём-то несусветном говорим, а в том, что всякое слово, сказанное хоть чуть-чуть «против шерсти», уже считается оппозиционным.

О новых проектах

Сейчас готовим фильм, кстати, с большой питерской съемкой, о Сергее Михайловиче Прокудине-Горском, замечательном русском фотографе, который жил на Большой Подъяческой 22 и снимал в цвете ещё сто лет назад. Несколько тысяч его снимков, запечатлевших последние годы Российской империи, хранятся в библиотеке конгресса США. Фильм будет называться „Цвет нации“ и выйдет осенью.

О цензуре

В истории России впервые нет цензуры в книгопечатании. Просто технически нет возможности контроля. Только вместе с российским народом все потом можно прочитать. Мне не на что пожаловаться.

О новом времени

При Брежневе время уходило также бездарно, но, наверное, тогда это было не столь нестерпимо. Это было 40 лет назад, время было другое, а сейчас, когда за два триллиона долларов нефтяных накоплений мы не обзавелись ни армией, ни здравоохранением, ни пенсионным обеспечением, думаю, что вы правы — оно самое бессмысленное и беспощадное.

Я убеждён, что будущее будет судить нас ещё строже, чем мы сами. Я думаю, что, к сожалению, следующие поколения будут с большим презрением относиться к нам, также как мы с презрением относимся к советским людям 70-80 годов, которые послушно ходили на партсобрания и слушали эту чушь про малую землю, возрождение и целину. Когда твоя родина стоит предпоследней в очереди за свободой, когда конкурентные выборы даже Молдавии по карману, а общественным пространством правят ложь и «треш» — должно быть стыдно.

Об эмигрантах

Уезжать или не уезжать из этой страны - это их право! У человека одна жизнь, одна судьба, и рассказывать ему, что он что-то кому-то должен не надо. Ничего он не должен. Он не должен ждать, когда же здесь «менты» станут полицейскими, суды - справедливыми, выборы - конкурентными, парламент станет местом для дискуссий и так далее. Он не обязан ничего ждать! Это совершенно возмутительно!

Про автобиографию

Зачем она вам? Мне хочется оставаться объективистом. Есть хорошая фраза из одного американского учебника по журналистике: «Журналист - не Фемида, а грузчик у её весов». Моё дело — представлять некую сумму событий, людей и явлений. Мне неинтересно писать о себе.

ФОТО авторов