" Я БОЛЬШЕ НЕ ГЛУХАРЬ"

Марина ВАСИЛЬЕВА, 14 февраля 2013

Знаете, когда мне говорят в магазине: «Это же ты, тот, из телевизора!» - это не удивляет и не обижает, но странно слышать такое от вас, подготовленных людей. Был случай на двухчасовом моём моноспектакле, когда на сцене уже кровь, пот и слёзы, в конце ко мне подошла женщина с цветами и радостно сказала: «Серёжа! (Имя персонажа «Глухаря») Такой замечательный у тебя концерт!»В этой роли я мог бы спокойно просуществовать ещё лет десять. Но я ушёл и больше не вернусь, потому что эта тема себя исчерпала.

Играть животных – самое очаровательное в профессии. Роль кота в фильме «Азирис Нуна» - подарок! Мне даже писали письма родители, благодарили. И дома у меня всегда живут собаки и кошки. Была вот семейная пара – кот Якоб и кошка Эсфирь. Сейчас Якоб овдовел, и смотреть на него очень печально: человек в такой ситуации может писать стихи или просто стучать кулаком в стену. А он привык, что рядом всегда заботливая женщина и теперь просто ходит неприкаянно по квартире.

Молодость – это гораздо круче, чем талант. Талант когда-нибудь выпестуется, огранится, а вот молодость – время, когда можно всё, кажется, что мир упадёт к твоим ногам. Потом, конечно, становится ясно, что корабль с алыми парусами надо самому к себе канатом притягивать. Я в молодости многое упускал из-за своего шалопайства. Например, меня часто выгоняли с лекций по истории искусства, и уже потом, когда я побывал в Париже и своими глазами увидел прекрасные картины, вспомнилась фраза другого преподавателя: «Самое страшное слово – никогда».

В детстве я «выступал» на козырьке подъезда и первым «гонораром» были шлепки отца. То, что я поступил в Щукинский институт только со второго раза, помогло понять, что не всё так просто. Поступление – это настоящая пытка для молодого человека, который только начал отходить от материнской защиты… Педагоги кажутся какими-то нацистами. Меня на вступительном экзамене как-то раз попросили показать зубы. Я гордо так ответил: «Я не лошадь, чтобы зубы показывать!».

Дорогу от гримёрки к сцене я называю «последний путь», потому что там – зал, тысяча людей, а ты один, и никто тебе уже не поможет. Нельзя оттуда позвонить маме, спросить кого-то, попросить помощи. Самое страшное – забыть текст, особенно стихотворный, хотя, со мной и такое случалось. В первый раз это было ужасно, все, конечно, всё поняли, начали подсказывать, и от подсказок совсем замешалась каша в голове. Я потом месяц ходил в страхе снова так вот обнаружить у себя в голове на спектакле «белый лист». А второй раз это был спектакль «Маскарад». Я играл Арбенина, должен был сказать о Нине: «Она умрёт, жить вместе с нею доле // Я не могу». И снова – белый лист. Но в тот момент не возникло ощущения случайной паузы, она оказалась «говорящей». Актёры боятся быть «не прикрытыми», не защищёнными текстом, а ведь слова – как раз не самое важное, важно уметь показать то, что за словами.

Последнюю экранизацию «Анны Карениной» считаю полным актёрским провалом, но операторы, художники, хореографы в этом фильме – изумительны. И ещё очень важно, что начал стираться этот стереотип о том, что снимать кино по русской классике могут только у нас. Это ведь совершенно интернациональная тема – отношения женщины и греха. А если бы я смог, как Мери Пикфорд, сжечь одну из своих картин – это был бы фильм «Любовь зла». Я там так сыграл, что боялся, что меня теперь вообще никуда не возьмут.

фото из официальной группы артиста в контакте: vk.com