И СКУЧНО, И ГРУСТНО У АСТРОНОМА НА ДУШЕ

Екатерина РАГАЛОВА, 30 августа 2017

Я опоздала. Мой собеседник, как научный сотрудник Отдела физики звёзд Пулковской обсерватории и как просто занятой человек, мог уже давно уйти, но он спокойно ждал. Мужчина не показал ни злости, ни раздражения, только приветственно улыбнулся и шутливо поздравил с благополучным исходом моих поисков кафе, потом заказал мне кофе и даже галантно придвинул мой стул. Его доброжелательность была заметна и в нашу первую встречу, когда он на кафедре рассказывал о своей поездки в чилийскую обсерваторию ESO. В этот раз не было разве что светящихся от воспоминаний и восторга глаз, но, как оказалось, и обычный разговор способен пробудить в них эти искры.

– Вопрос, конечно, банальный, но думаю, его стоит задать. Почему вы стали астроном? В этом была какая-то материальная причина, или вас тянуло к космосу и звёздам?

– Ой-ой. Это такие детские сказки: «Тянет к космосу». Сначала была, конечно, романтическая составляющая, но со временем начинаешь понимать, что в моём деле много рутинной скучной работы, как и везде.

– Но тогда почему именно астрономия?

– Ну, так уж началось с этого, а потом… – он надолго задумался. – Я склонен к уединенным умственным занятиям, мне нравится заниматься чем-то таким. Это могла и не быть астрономия, но раз уж я с этого начал и закончил соответствующий факультет, то я продолжил плыть в этом направлении. Хотя в результате получилось не очень хорошо. Не так уж много я сделал… У меня научная биография очень скромная. Я действительно плохой астроном. Но удовольствия получил массу (улыбается).

– Знаете, если люди говорят, что они плохи в том, чему посвятили всю жизнь, то, скорее всего, они много об этом думали.

– Да, у меня бывают иногда мрачные мысли, что я мало сделал, не стал защищать докторскую, написал мало статей и всё такое. Но потом я думаю: «Чёрт возьми, ну, подумаешь, там у кого-то статей в три раза больше, ну и что?» Можно подумать, через год, после того, как он умрёт, об этом кто-то вспомнит. Какая разница? Тогда уж надо действительно что-то великое открыть. Но это очень редко бывает. Таких людей, которые останутся, считанные единицы. А другие… Ну, кто-то хуже, кто-то лучше. Но это не важно. Как у Державина, вы помните?

– Что именно у Державина?

– Река времён в своём стремленье

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.

А если что и остается

Чрез звуки лиры и трубы,

То вечности жерлом пожрется

И общей не уйдет судьбы.

В этот момент он действительно походил на астронома из детских книжек: с задумчивым лицом и мечтательным взглядом – не хватало только телескопа в руках.

– Вы говорите, что тяга к космосу и астрономии – детские сказки, скажем так, общие вещи. Но ведь есть ещё более абстрактные понятия, которые строятся лишь на вере. И вы же во что-то верите во вселенском масштабе?

– Мне не нравится такая постановка вопроса. Я вообще считаю, что этого слова не надо употреблять.

– Вера?

– Да, не надо его употреблять, – он задумчиво пожевал губу. – Да, не надо.

– Почему?

– Оно бессмысленно. Или скажем так, оно частное. Грубо говоря, это моё личное дело: верить или нет.

– А Бог? Если я спрошу, верите ли вы в Бога?

– Можно спросить. Но ответ будет очень сложный. Когда вы задаёте мне вопрос, вы вкладываете в него что-то. Поэтому для начала определите для меня, что такое Бог, тогда я скажу вам, верю я в него или нет. Ведь если я скажу «да», то для вас за ним будет стоять что-то одно, а для меня нечто совсем иное. Это разное «да».

– Хорошо. Допустим, что Бог – это существо, которое создало вселенную.

– Такого существа нет. Я абсолютно в этом уверен.

– Тогда допустим, что Бог – это существо, которое создало человека и его душу?

– Известно, что человек произошёл в результате сложной эволюции. Не вполне понятной нам, конечно. А что такое душа, в принципе, не понятно.

– Но в существование души вы верите?

– А здесь снова, определите для меня, что такое душа, – рассмеялся он. – Не можете ответить? Ну, вот видите, вы тоже ничего не знаете.

– Мне не надо знать, я это чувствую.

– Я не сомневаюсь, что вы чувствуете. Вот только у меня одни чувства, а у вас другие.

– Неужели вы себя ощущаете как тело из костей и мяса?

– Ну а что я такое? Конечно, тело из костей и мяса.

– А внутри же что-то есть?

– Желудок, – он рассмеялся.

– Нет, это «что-то» любит вашего сына.

– Я люблю моего сына. Только зачем мне что-то искать?

– Так разве это чувство не из души идёт?

– Я не знаю, откуда оно идёт. И почему обязательно из души? Из мозга, из нейронов... Я не понимаю, что такое душа, и вы мне пока не объясняете, – немного насмешливо сказал он.

– Я не могу этого объяснить, но мне нравится об этом размышлять. Что такое душа? Или, например, недавно открыли семь экзопланет. Я думаю: если на них есть жизнь, то как она будет выглядеть? Неужели вам не интересно это представлять?

– Нет, не интересно. Зачем я буду фантазировать? Есть куча картинок, человечков. Любой дурацкий художник может нарисовать их. Это абсолютная трата времени.

– Но подождите. Ведь существует столько великих книг и фильмов на фантастическую тематику. Вы считаете, что они все бессмысленны?

– Здесь я с вами согласен: есть и интересные экземпляры, – его глаза неожиданно загорелись. – Например, у Тарковского есть фильм, снятый по повести Станислава Лема. Там земная разумная жизнь принимает форму океана, который покрывает всю планету. Да, это интересно. А еще у Лема есть другая книга. Там мыслящее существо – это такое облако из мельчайших частиц, которое может разлетаться и слетаться. Поймите, нафантазировать можно всё, что угодно, и формы жизни могут быть абсолютно любые. Но для этого есть специальные люди, которые их сочиняют и придумывают. А это уже другая область деятельности, поэтому я таким не занимаюсь.

– Но при этом вам ведь интересно такое читать и смотреть?

– Да, интересно. Фантазия – вещь интересная.

– Но почему же вы не хотите сами фантазировать?

– Знаете, я очень занят. У меня много всяких дел. Попросту говоря, я должен кормить семью. Поэтому у меня особо нет времени, чтобы мечтать о том, как выглядят иноземные существа.

– Но ведь часто как раз из фантазий рождались великие идеи.

– Конечно. Ну и что?

– Значит, в них тоже есть смысл.

– Да, но фантазия фантазии рознь. От каких-то фантазий очень недалеко до реальности, а от каких-то очень далеко. Определить количественно трудно, но я хорошо это чувствую. Поэтому фантазировать на тему существования души – бесполезное дело, а подумать над тем, из чего сделана тёмная материя – это менее бесполезная вещь.

– А если думать о вещах совсем абстрактных, но при этом очень глобальных? Например, что ждёт нас после смерти. Ведь об этом есть смысл думать, потому что это всех нас ждет.

– Я вам сейчас скажу одну интимную вещь. Моя жена верит в Бога, и она часто говорит: «Вот, в раю мы все будем обниматься, целоваться. Нам всем будет очень хорошо». Мне сразу становится интересно: наша телесная оболочка-то как туда попадет? Во что мы будем одеты и где эта одежда будет делаться?

– Не важно.

– Как не важно? Нет, ну, может, не важно, но это же интересно, – рассмеялся он. – Как только начинаешь задумываться о таких мелочах, сразу понимаешь – всё бессмысленно. Мы исчезнем.

– Так нашего тела там, в принципе, не будет.

– Где же оно будет?

– В земле.

– Ну, вот я и говорю, кто же там, в раю, будет?

– Как раз наши души.

– Так она же душа. Ей целоваться не надо.

– То есть вы считаете, что после смерти – всё?

– Ну, конечно.

– Вам не становится грустно от этого?

– Конечно, становится. Но, знаете, здесь как у Фета:

Не жизни жаль с томительным дыханьем,

Что жизнь и смерть?

А жаль того огня,

Что просиял над целым мирозданьем,

И в ночь идет, и плачет, уходя.

На какое-то время мы замолчали. В этот раз образ астронома из детской книжки так и не появился в моей голове. После паузы мужчина улыбнулся и сказал:

– Вы знаете, мне так приятно на вас смотреть. Вы еще такой невинный нетронутый цветочек.

– А мне на вас очень грустно смотреть.

– Я знаю, девочка, мне самому на себя грустно смотреть.

Фото: dvfu.info