Инсомния после SOMNUMа

Софья Щебенькова, 9 ноября 2021

Иммерсивные спектакли сродни галлюцинациям. Не испытывала, но видела в кино.

Кино. Одна из осей спектакля. Фиксация жизни. Остановка биения сердца в кадре. Смерть?

Смерть ли? А что есть смерть? Противоположность жизни? А что есть жизнь? Живешь ли ты? Жили ли когда-то те люди, которые олицетворяют историю?

История — это другая ось. Такая эфемерная и расплывчатая, абстрактная и неуловимая. Каждый ее сам пишет по тому, что получает через глаза и уши. Я вот сегодня наблюдала за Грибоедовым в раздумьях. Горе от ума — дело неприятное. Лишаться ума жалко, но иногда так хочется.

У капеллы я его чуть не утратила. Львиная доля моего ума ушла с испариной в холодный питерский воздух, когда я услышала красивый церковный хор. Чудом физики, магией реверберации, звук танцевал внутри черепной коробки. А сверху, как по барабану, морось отстукивала ритм.

Ритм, текучий, подпевающий воде, бегущей и по мостовой, и под нею, превратился в аритмию, когда мы преследовали мужчину весьма сомнительного вида. Он готовил покушение на царя. Шёл на смерть с гордо поднятой головой, но сутуло скривлённой спиной, как бы прижимая к груди своей дочь. Дочь была металлическая, начинённая взрывчаткой. Вскоре запахло гарью.

Горели и руки от холода. И голова горела. В ней параллельно пели хоры, шипели демоны, гремели взрывы, шептались документальные киноленты. Сложно было поверить, что это все было всерьёз. Это напоминало сон, в котором тебя проносит сквозь существо города.

Сон. Третья ось перфоманса. Сон — в какой-то мере — симуляция смерти. В ровно такой же мере это подобие кинофильма. Сон — место без времени и пространства. Он создаётся настолько обширным и большим, насколько необходимо голове, чтобы увлечься. И настолько длинным, насколько его можно запомнить.

Память — наша общая болезнь, передающаяся каждому в момент, когда его ещё младенческие легкие наполняются воздухом. Что-то мы все дружно хотим забыть. Что-то мы запрещаем себе забывать. Что-то мы забываем неосознанно, что бы меньше тревожиться. Память — властительница дум наших. Ведь жизнь как последовательность событий от рождения до смерти, полна настолько, насколько человек может ее вспомнить. Если годы прошли, а тебе при смерти и подумать не о чем, кроме как о грядущем конце, то на что ты потратил своё время?

Время. Тягучее, рассыпчатое, аморфное, жидкое. Вызывающее благоговейный страх. Оно движется с ритмичным постукиванием каблуков, чтобы удостоить каждого чести быть казнённым. И вот, вердикт звучит боем, лезвие стрелки часов заносится, и твоя бедовая голова катится с эшафота вниз по дорожке. А дальше — в поле. В поле непостижимого.