«России невозможно отказаться от консервативных ценностей»: Ольга Кругликова

Евгений Гордиенко, 19 июля 2024

Что для России значит консерватизм — в интервью с доцентом кафедры истории журналистики СПбГУ, кандидатом филологических наук, исследователем русского консерватизма Ольгой Кругликовой. С 2018 года она является председателем научной комиссии СПбГУ в области СМИ и массовых коммуникаций, а также преподает в журналистском классе в 309 школе.

Почему вы решили исследовать русский консерватизм?

Еще на стадии создания диплома меня привлек диалог славянофилов и западников. Интерес к «Русскому вестнику» повел по пути изучения Каткова как личности и философа, и в ходе подготовки диссертации много лет знакомилась с его наследием. Потом круг моих интересов расширился до русской консервативной мысли в целом.

Можно ли сказать, что Катков, Достоевский, Аксаков – главные идеологи русского консерватизма?

В любых идеологических вопросах сложно ранжировать степень значимости влияния того или иного персонажа. Современники тоже полагали, что основа философии и идеологии консерватизма представлена именно этими тремя ключевыми фигурами. Но можно круг расширить, добавить Константина Победоносцева, Ивана Мещерского, Никиту Гилярова-Платонова.

Теория официальной народности провозглашает русскую культуру как уникальную единицу, направленную на сохранение сложившихся традиций. Из этого можно сделать вывод, что Россия идет по своему пути, а не по европейскому или азиатскому?

Теория официальной народности — закрепленная законом система ценностей, состоящая из трех пунктов — православия, самодержавия, народности. Она возникла как антитеза лозунгу Великой французской революции «Свобода, равенство, братство» (прим. автора).

Федор Тютчев считал, что русский путь и есть европейский. На вопрос «Европа ли Россия?» отвечал, что Россия — последняя Европа, которая осталась. Он видел европейскую уникальность в христианской культуре, в той ее первичной форме, нетронутой ни бурями протестантизма, ни искажениями католичества, ни дальнейшей отменой всех религиозных нормативов. Сейчас государства западной Европы - это мир победившего атеизма. А в России, несмотря на то, что мы прожили 70 лет в атеистическом государстве, религиозные ценности все-таки переживают очевидный ренессанс. Если говорить вслед за Тютчевым, как за большинством консерваторов, то путь европейский — путь сохранения христианства как основного вектора духовного развития. В каком-то смысле Россия с этой дороги никогда не сходила, мы даже коммунистические идеи причудливым образом христианизировали.

Россия всегда хотела научить Европу христианству?

Россия имела очень мало претензий на то, чтобы кому-то чему-то учить. Она сама охотно была готова всему учиться. Даже консерваторы, которые настаивали на защите национальных традиций, никогда не желали сохранения ради сохранения. Настоящий консерватор — тот, кто отличает наиболее важные нерушимые принципы и то, что должно обновляться, соответствовать требованию века. Консерваторы часто представляются в комическом виде: «лишь бы завтра было как вчера, и ничего не менялось в нашем мире». Но важно помнить, что в России большинство удачных реформ проводили именно люди, исповедовавшие исключительно консервативные взгляды, это Екатерина II, Петр Столыпин.

Как вы считаете, либеральные реформы Александра II повлияли на процесс разрушения?

Проблема реформ Александра II в том, что они совершались все параллельно и несогласованно. Если бы мы не неслись с желанием сделать все реформы за 10 лет, а пошли по пути спокойного реформирования, то были бы более успешны. Например, критическое значения для ухудшения финансовых условий освобождения крестьян от крепостной зависимости имел банковский кризис, ставший результатом реформы банковского дела. Недостаток средств привел к тому, что крестьяне были освобождены не на тех условиях, на которых планировалось. Все реформы влияли друг на друга, и возник кумулятивный эффект тотального разрушения.

Как думаете, почему в Российской империи в середине 19 века, в особенности после поражения в Крымской войне, появился тренд на русский консерватизм? Почему эта идея стала так массово тиражироваться и впитываться обществом?

Это очень интересный вопрос, потому что имеет много созвучий с сегодняшней ситуацией. Мы воевали со всей Европой, которая создала коалицию против России. Крымская война была большой войной. А в это время русская интеллигенция, абсолютно западническая, вырезала из заграничных газет заметки о поражении русских войск и пила шампанское за наши неудачи. Потому что, с их точки зрения, наконец-то отвратительному николаевскому режиму Европа надает хорошенько, и тогда мы сможем тут устроить революцию. В ответ на это безобразие начинает назревать естественное возмущение тех, кто не разделяет этих взглядов и кто возмущен поражением страны и отношением элиты к этому поражению и тем действительным проблемам страны, которые к нему привели. Тютчев прекрасно сказал: сейчас задача России вновь обрести утраченную совесть, наладить связь между властью и народом и сделать правильные выводы. Поэтому размышления ведущих мыслителей в это время о консерватизме в некоторой степени стало откликом на поражение.

Затем интеллигенция оказалась ключевой силой следующих реформ, которые пошли по либеральному сценарию. Консерваторы оказались вынуждены оставаться теми, кем часто оказывались в русской истории, то есть оппозицией справа. Это тоже наша специфика. Консерваторы — не всегда те, на кого опирается правительство и кто безоговорочно лоялен власти, какой бы власть ни была. Потому что власть большую часть нашей истории была западноориентированной. В полемической позиции по отношению к либеральному правительству они и формулировали основные постулаты своего мировоззрения.

Философ Владимир Соловьев, объясняя крах Российской империи, приводит следующую формулу: «национальное самосознание, национальное самодовольство, национальное самообожание. национальное самоуничтожение». По его словам, рост казенного патриотизма, который декларировал, что Россия лучше всех и что Европе нужно равняться на Россию, привел к революции. Вы согласны с этим?

Отчасти. Национальное самодовольство, про которое говорит Соловьев, это время Александра III: когда консервативная идеология выносится на флаг. Его политика возникла в результате раскачивания лодки (многочисленные покушения на Александра II). Но всегда надо задавать вопрос, всегда ли самодовольство было беспочвенным. Александровская Россия имела впечатляющие экономические успехи: выход на профицитный бюджет, рубль стал самой крепкой мировой валютой, произошел очень существенный скачок в промышленности, был расцвет культуры - становление оригинальных русских школ в живописи, архитектуре, прорывные успехи русской науки. Национальное самодовольство подпитывалось серьезными объективными причинами.

Другое дело, почему оно вызывало недовольство у очень многих. Все из-за того, что Александр провозгласил лозунг «любые реформы, кроме политических». Никто не хотел услышать мнение некоторых слоев общества, которые считали себя обиженными.

Национальное самодовольство вещь весьма опасная, с этим можно согласиться с Соловьевым. Оно может привести к краху. Но то, что именно в данном случае самодовольство стало основной причиной, не думаю.

Какая, по вашему мнению, главная причина революции?

Есть ответ, данный Солженицыным: революция произошла по одной причине — русский народ Бога забыл. В этой трагедии все правы, и все виноваты. Революционеры не брезговали самыми жуткими средствами достижения цели, особенно их лидеры, спокойно перешагивавшие через любые нравственные преграды. Но и на стороне революционеров, особенно не главарей, а рядовых, во многом обманутых, была своя доля правды, они хотели справедливости. Многим людям действительно плохо жилось, и у них имелись все основания роптать, требовать перемен. Элита, которая безастенчиво эксплуатировала несчастных крестьян, рабочих, не считала себя обязанной отдавать отчет в своих решениях. Власть где-то не решилась проявить жестокость, а где-то не решилась и на милосердие. Да и сама утратила многие нравственные ориентиры. В семье Романовых на рубеже веков многие персоны, за исключением собственно государя Николая II, не представляются людьми, стоящими на той нравственной высоте, которая давала бы право управлять православным народом Катастрофа в том, что все виноваты.

На мой взгляд, о феномене революции никто не сказал правильнее, чем французский философ Жозеф де Местр: революция – послание Бога народам и государям. Государям Бог говорит, что никакие революции не случаются без злоупотреблений. А народам говорит, что никакие злоупотребления не могут быть хуже революций.

А мог ли Николай II остановить революционные процессы, например, не закрывая первую Госдуму, даже при том, что она была оппозиционна?

Проблема в том, что она была неработоспособна, а не оппозиционна. Мы напрасно забываем, что у Госдумы, помимо миссии выражения общественного мнения, есть пласт вполне практической и необходимой государству законотворческой работы, которую она должна выполнять. Принципиально стоять на позиции «мы не пойдем ни на какой компромисс, что бы правительство нам ни предлагало» — тупик. Нет смысла существования такого актора государственного управления, который в сущности нацелен блокировать управление страной.

И в самой Думе не было внутреннего согласия. Каждая ветвь оппозиции видела будущее страны в своей картине, и ни одна не была готова к компромиссам.

Если не Госдума, то что могло остановить революцию?

Недоработка в том, что никто не потрудился неграмотному и крайне малообразованному народу донести ясно и непротиворечиво, куда идет государство, за что мы воюем в первой мировой, каковы реальные перспективы экономические, политические, которые открывает победа в этой войне. Объяснить и на ценностном уровне, и на чисто прагматическом - что будет с уровнем жизни, экономикой, социальными проблемами. Почему эта война - не придурь знати, а общенациональное дело. Еще на предыдущем историческом этапе сложился такой парадокс - ключевой аудиторией консервативной прессы была интеллигенция, которая на 99% была западническая. Поэтому консерваторы имели минимум подписчиков. Аксаков закрывал одно издание за другим, даже Катков с трудом волок «Московские ведомости» на шести тысячах подписчиков. Консерваторы не могли обратиться к тем слоям общества, которые в мировоззренческом плане составляли их основную опорную аудиторию, ибо эта аудитория либо вовсе была неграмотна, либо требовала крайне упрощенного изложения. Н. П. Гиляров-Платонов говорил, что никто из «генералов журналистики» не потрудился снять мундир и поговорить не с чиновником, не царем, не интеллигенцией, а с народом. Они все больше между собой дебатировали, а потом этот растерянный народ, как овцы, шатавшиеся без пастыря, очень легко сдался в руки большевиков, которые правильно свою пропагандистскую машину построили. Потом захватив власть, они решили принципиально важный вопрос с всеобщей грамотностью населения. Потому что поняли, что политическую стабильность можно обеспечить только при условии, когда пропагандистской риторикой государственной можно достучаться до любой головы, а не только до элиты.

Почему ни Николай II, ни Временное правительство не выполнили одно из главных требований народа закончить войну, когда революционные настроения уже стучались в Петроград?

До полной победы в этой войне, открывавшей фантастические перспективы перед страной, оставалось два шага. Выходить из войны было равносильно политическому самоубийству. Здесь возвращаемся к прошлому вопросу. Никто не объяснил, за что мы воюем. В целом «За Веру, Царя, Отечество!» — это прекрасно, но надо понимать, почему в данном конкретном случае мы действительно защищаем свою веру, свое достойное будущее, и почему надо сплотиться вокруг государя. Обратите внимание, что немецкое правительство строило связи не только с Лениным. Оно пыталось руками разнообразной агентуры разлагать изнутри государственный механизм и английский, и французский. Но безуспешно. А Ленин в России нашел широкую поддержку своих взглядов. Это очень в духе того, о чем писал Достоевский в «Бесах» - проблема России не в условных Нечаевых, а в условных Виргинских, т.е не в лидерах революции, а в обилии ее нравственно и интеллектуально беззащитных последователей, которые безропотной толпой влекутся за бесами революции. В том, что Ленин нашел такую широкую поддержку, виноваты и те, кто управлял страной и информационной политикой.

Во время беседы вы сказали, что нынешняя власть возвращается к теории официальной народности. Почему никто не объясняет, что такое православие, самодержавие и народность в РФ?

Есть много желающих, готовых вещать и пропагандировать. Но имеем ту же проблему. Разные части аудитории живут в разных информационных пузырях. Условные авторы консервативных пабликов живут в убеждении, что это всем итак ясно и понятно. И их постоянной подготовленной аудитории действительно понятно. А до другой аудитории, которой непонятно, этим авторам никогда не добраться, она в параллельном мире живет, в соседнем инфопузыре. Думаю, и ваш вопрос продиктован тем, что вы являетесь той частью аудитории, на которую консервативно-патриотическая часть медийки работает очень плохо, она до вас не дотягивается. Поэтому с вашей точки зрения никто не объясняет, а на самом деле вы просто вне тех каналов, где есть эта информация.

Кто тогда так объясняет политику РФ?

Дугин, Прилепин, Чадаев, те же Гоблин, Уралов… Можно назвать десятка полтора политологов, писателей, журналистов. Они, естественно, далеко не все согласны между собой в деталях и трактовках - продолжается противостояние патриотов Российской империи и патриотов Советской империи, но в главном они сходятся. Их не так много, потому что институционально в медийке на протяжении 30-ти лет проводилась очень четкая сегрегация людей по определенных взглядам. Достичь успеха, получить должности или гранты могли только людей той самой западнической ориентации. Они и сейчас превалируют в руководстве инфополем. Новая система только выстраивается. Можно сравнить Россию с огромным поездом, который несся долго в одном направлении, а потом выяснилось, что туда ехать не надо и приходится тормозить. Если первые вагончики куда-то направо уже поехали, то хвост по этому пути пойдет через 20 лет. Сила инерции предыдущих процессов колоссальна. Идем мы, видимо, в направлении укрепления консерватизма, если только опять не свернем по дороге.

По вашему мнению, возможен ли отказ от консервативных ценностей?

Россия – страна, в которой возможно все. Это история нам наглядно показывает. Если Россия готова оставаться самостоятельной многонациональной империей (ну или назовите там каким хотите современным термином, сути дела не меняет), если Россия готова нести бремя суверенной государственности, то ей от этих ценностей отказаться невозможно. Если она от них откажется, то станет тем, чем хотят видеть ее множество западных партнеров: набором 12-15 псевдонезависимых государств с бумажным суверенитетом.

Получается, что граждане, интеллигенция, которые хотят ослабления руки, должны привыкать к тому, что консерватизм – навсегда?

Понимаете, ослабление руки есть желание и самой руки тоже. Нельзя постоянно держать в напряжении кулак, он устанет через некоторое время. Это ослабление руки возможно, если интеллигенция, сохраняя здоровую часть своей оппозиционности, будет нацелена на то, чтобы в целом оставаться в русле реальных национальных интересов. Если она не будет ставить интересы своей личной свободы выше интересов единого целого. Если ее мотивом будет — служить, а не пользоваться. Здравая оппозиционность работает так: вижу определенные вещи, которые мне не нравятся, и хочу в правовых пределах потрудиться в своей стране на исправление этих недостатков. Твердость руки возникает от того, что если ты дашь чуть большую свободу, то окажется, что личный интерес выше всего. Это прекрасно написано у Достоевского, который яростно нападал на излюбленный в русской литературе образ лишних людей. Если готов конструктивно работать на благо общества, нет такого режима, который тебя в этом ограничит. Но большинству гораздо приятнее неограниченно потреблять, бездельничать, и тешить самолюбие тем, что его безделье объясняется некой «гражданской скорбью» — типа, а что я могу сделать в «этой стране»! А ты начни трудиться, делать что-то хорошее вокруг себя, и не заметишь, как твоя страна станет лучше. И кулак разомкнется сам, потому что превратится в дружески протянутую руку.